Она взяла Чингиса, бандюгу, рецидивиста, у которого было не меньше десяти судимостей, имей он паспорт, Чингисхана, мародера и немецкого шпиона, она взяла его на руки, а он нахально глядел рыжими глазами. Когда она проносила Чингисхана мимо меня, кот замурлыкал еще громче. Я даже зашатался, как инвалид Муравский, захотелось броситься за теткой и дать в глаз коту, хоть раз душу отвести, но теперь он был не наш, и мы не хотели нарушать сделки.
— Порядок,— услышал я голос Рогдая.— Карточки с собой? Пошли паек выкупать. А ты, дурочка, боялась Из всякого безвыходного положения есть два выхода Кроме одного особого случая...
— Какого такого особого случая? — спросил я.
— Когда попадешь на обед к людоеду,— поучительно заключил Рогдай.
Наконец-то мы обрели покой. Это было такое счастье, такое счастье, что даже стало немного грустно. Мы отоварились в военторге около стадиона, за Гармошкой (здание такое, построенное каким-то чудаком в виде гармошки), нам выдали вместо мяса американскую консервированную колбасу, вместо муки крупу, вместо крупы яичный порошок. Зато вместо яичного порошка отвесили сухого молока, продуктов оказалось много, и это тоже радовало, к тому же у нас осталось сто рублен, так что жизнь впереди казалась безоблачной и очень человечной.
Но устроены люди так, что им в минуты счастья не хватает немножко несчастья. Наверное, для контраста. Например. Яшка-артиллерист утверждал, что не умеет жить без долгов. Торговал он лихо. Деньги у него не переводились. Махра шла бойко, с налета. И тем не менее он обязательно занимал хотя бы у той же тети Вари, торговки газетами, рублей тридцать, красненькую. которую тут же пропивал, хотя в собственном кармане шуршали сотенные.
— Я не могу жить, как буржуй,— утверждал Яшка.— У меня был дядя в Гомеле. Богатый. Имел собственную сапожную мастерскую... Он никогда ни у кого в долг не брал и сам не давал. Чтоб врагов не заводить. Таки врагов он не имел и друзей тоже. Хочешь, дам полета, только вместо процентов по носу щелкну?
Мы сидели в нашем доме, сидели по-хорошему, хлестали восстановленное молоко из котелка, жевали вместо котлет американскую колбасу, вместо пирогов кашу из сечки, вместо каши месиво, по конспиративным целям называемое омлетом, курили махру (нам выдавали по литеру),— в общем, жизнь была чистой и теплой, как свежевыглаженная рубашка. И тем не менее почему-то было грустно. Видно, мирная жизнь ценится лишь когда идет война.
— А вообще-то он был парень свой,— выразил общую мысль Рогдай,— Жалко, что из чужого лагеря.
— С ним не соскучишься,— поддакнул я.— Только зачем он водил уличных кошек? Противно.
— А на моей постели...— сказал Рогдай и не договорил, уставился вдаль. Я испугался. Что-то обреченное светилось во взоре брата, безнадежное. Я проследил за его взглядом и тоже впал в оцепенение — на ящике с песком сидел Чингис.
— Легок на помине! — с суеверным ужасом сказал Рогдай.
— О-о-о-о! — застонал я.
— Мур-мур-мур,— ответил беззлобно кот.
Выглядел он странно, раздулся, вроде бы его надули наподобие детского воздушного шарика. Он потянулся, как деревенская красавица в полдень, спрыгнул с ящика, подошел, взобрался на чурбан, заменявший кресло, понюхал с презрением, мол, что едите, дураки, жить не умеете, учи вас на старости лет.
— Здравствуйте, я ваша тетя,— сказал Рогдай.-i' А хочешь... хвост оторву? — спросил просто так, .тля очищения совести.
Кот поморщился... Посмотрел сонно одним глазом и ушел спать на кровать.
В ту ночь я спал с Рогдаем, а на свободной постели нежился наш заступник и благодетель — Чингис, по должности хан.
С того вечера денег стало не меньше, чем у Яшки- артиллериста.
Утром мы шли на базар. Кот бежал следом. Мы становились на толкучке в стороне, около дяди Васи- китайца. Дядя Вася был настоящим китайцем. До войны работал у отца на стройке маляром. Замечательным маляром. Теперь дядя Вася торговал замками, гвоздями, шурум-бурум. Кот сидел смирно. Рогдай демонстрировал его умственные способности — Чингнс прыгал через руки, если их сделать кольцом, ходил на задних лапах, ложился на снег по команде... С таким умником не стыдно было бы выступать самому Дурову. Вокруг собирались люди. Первыми прибегали барыги. Поднимался шум. Помогали. Торговались до хрипоты: «А у тебя денег нет». Кота кто-нибудь покупал, из чужих, у кого деньги водились. Кот мурлыкал, охотно шел в руки, на прощание подмигивал, мол, не горюйте, братва. Барыги тоже начинали подмигивать, требовали с покупателя магарыч. И веселье прекращалось. Базар начинал жить своей безжалостной военной жизнью. А вечером в подвале появлялся Чингисхан, сытый и самодовольный, как все чингисы. И нужно отметить, что ни разу никто из любителей домашних животных не обращался к нам с претензиями и не требовал денег назад.