— Что случилось, Даня? Мы твой ужин принесли в каюту.
— Спасибо… Я не хочу есть, Наталья Александровна.
— Что же у тебя отбило аппетит?
Даня вздохнула, передернула плечами и попыталась привести в порядок волосы, разлохмаченные ветром.
— Неприятность получилась… Понимаете, Виталий меня в каюту пригласил. Записи интересные послушать. Те, которые капитан не дает ему прокручивать…
— Ясно… Потом появилась бутылка сухого вина…
— А вы откуда знаете?
— Технология таких ухаживаний не отличается, увы, разнообразием… Ты полагала, что он тебе будет про цветочки рассказывать, а он обниматься полез и так далее…
Наталья Александровна сердилась сама на себя, на нелепую, придуманную ею в собственное удовольствие, опеку над совершеннолетней девицей, отлично соображающей, что ей нужно. Сейчас, наверное, она услышит покаянное признание. Потом прольются не очень уже горькие слезы, будут тривиальные слова о безответной любви, о доверии и мужском вероломстве, которыми в таких случаях, как зонтиком, пытаются прикрыть грешное, удовольствие.
— «Так далее» не было, — строго перебила Даня. — Он мне, в самом деле, рассказывал. Только не про цветочки, а про Белозерск. Там у него мама живет. Старенькая уже и плохо видит. Поэтому он и уезжать оттуда не хочет…
— В чем же тогда неприятность?
— Понимаете, вышла я из каюты, а тут как раз капитан по коридору идет.
— Вот оно что! Запрещается отвлекать членов экипажа от выполнения служебных обязанностей и находиться в чужих каютах… Ну, это не так страшно, и расстраиваться по такому поводу не стоит.
— Мне-то, конечно, наплевать, а капитан к Виталию придирается. Прошлый рейс он ему выговор в приказе объявил. И тут разорался на него, что больше терпеть это безобразие он не желает и спишет Виталия с корабля… Ну, зашла я к Витальке. Не арестованный же он. И каюта цела осталась. Не просидела же я там место.
— Дело тут, Даня, в другом, — возразила Наталья Александровна, рассмотрев вдруг, что у ее молодой соседки по каюте редкие, белесые ресницы и толстая переносица ее замусорена не легкими веснушками, а ямками глубоких рябинок. — Могу объяснить тебе, почему капитан к радисту придирается. Этот Виталий, по-моему, хлюст порядочный.
Даня вздрогнула от злого и обидного слова, резко выпрямилась и, придерживая рукой разлетающиеся волосы, уставилась на Наталью Александровну.
— Как вы можете так говорить? — неприязненно спросила она. — Вы же его совершенно не знаете. Словечко тоже придумали, а еще культурные, из Москвы.
— Могу так говорить. Он деньги на дом в Белозерске подрабатывает тем, что сдает каюту милым парочкам на условиях почасовой оплаты.
— Ну и что? — трезвым и спокойным голосом возразила Даня. — Вам-то до этого какое дело?
— Капитан, видимо, имеет на сей счет несколько иное мнение. Если ты такой приработок считаешь нормальным, нам говорить не о чем.
Наталья Александровна повернулась, чтобы уйти, но Даня ухватила ее за рукав.
— Вы неправду сказали? — торопливо спросила она. Глаза ее утратили резкость, стали беспомощными, распахнутыми, как окошки при пожаре. — Вы просто пошутили. Виталий вам не нравится, вот вы и придумали про каюту.
— Такое не придумывают, — раздраженно ответила Наталья Александровна, жалея, что сказала Дане о разговоре на верхней палубе. На кой черт ей влезать в такие дела. Своих забот, что ли, не хватает? Взялась наставлять на путь истинный незнакомую ей, в сущности, девицу и получила, как это уже не раз случалось в институте очередной раз по носу: «Вам-то какое дело?» Правильно, не суйся, когда тебя о том не просят.
— Вот что, милая, разбирайся сама с собственными неприятностями. Человек ты совершеннолетний, и водить тебя за ручку ни к чему.
— Я Виталия спрошу.
— Сделай одолжение… Впрочем, ты ведь и сама не прочь у жизни поскорее свой куш схватить. Чем только за такой куш расплачиваться станешь? Домик в Белозерске даром не поднесут. А за душой у тебя пока маловато.
— Презираете? Мораль хотите читать? До чего вы любите морали в нос тыкать. А я сама все хочу попробовать, сама хочу испытать, что я стою в жизни.
— Тогда начинай с пещерного человека, а то много без опробования останется.
— Слова это все… На словах что хочешь можно доказать. Витальку я не позволю с корабля списать. Не дам. К капитану пойду, заявление в пароходство напишу.
— Пиши. И к капитану наведайся. Он тебе наверняка еще кое-что любопытное расскажет.