– Хорошо, а как обмануть психопробу?
– Никак. Для того, чтобы обмануть психопробу, надо обмануть себя. Они узнают даже больше, чем знаешь ты. Если ты скроешь свою цель от них – ты потеряешь ее сам. Можно вымарать некоторые куски…
– От некоторых воспоминаний я бы сам с удовольствием избавился. Генерал поморщился и отрицательно покачал головой.
– Ты не понимаешь, о чем говоришь. Эти пустые места более странны, чем воспоминания – это борозды за которые зацепится любой магик… А структура ума такая, что все связано – нити, пусть оборванные, но останутся. И потом… Воспоминания – это и есть человек. Плохие или хорошие – они слагают нас. Деньги ты растратишь, друзья уйдут, слава развеется, а что останется тебе?
– И что мне делать?
– Заставь их думать, что они тебя хорошо знают. Отбрасывай тень! Я отрицательно покачал головой:
– Меня ищут. А когда найдут, мне небо с рогожку покажется. Мне нельзя следить.
– Я говорю не о твоей тени. Примерь чью-то шкуру. Мне подумалось, что генерал опять прав – это был не лучший, но выход. В голове промелькнула мысль, что у генерала уже есть кандидатура, в которую мне предстоит влезть. И я оказался прав.
Можно сказать, что я пересекался с его отцом. Или с тем, что было его отцом – или его частью. Или с нечто большим, чем его отец. Его звали Ади Реннер – от своего отца он не унаследовал ни имени, ни титула. Но к его чести, надо сказать, что он никогда на них не претендовал. Был ли он тем, за кого его выдавала молва? Наверное был. Ади Ферд Ше Реннер. Сын кондотьера, погибшего под Тебро. Он не был бастардом, но все, что ему досталось от отца – это слава. Ади Реннеру показалось, что это слишком много. Он никогда не видел своего отца – не хотел видеть. Это странно? Не думаю. Человеку свойственно сливать все зло воедино, забывая, что злым можно быть по-разному. Деление мира на добро с кулаками и беззубое зло ничего не даст – уж слишком они рядом. Ади Реннер был великим бойцом – говорят, выйди он на Дорогу Смерти, Четырем Всадникам бы пришлось сойти на обочину. Пятый всадник? Но нет – он всегда был Единственным. Он вступал в бандитские ганзы, был наемником. Но любое его объединение было ситуативным, а кондотту ему платили по особому тарифу. Говорят, он был девственником, ибо всегда спал только с мечом – слишком многие хотели его убить, и он не мог расслабится даже во сне…
– И что с ним сталось? – спросил я генерала.
– А что с ним могло статься. Погиб… Весной этого года его ганза форсировала реку и патруль расстрелял его из луков. Человек пять клялись, что видели, будто в него попало с полдюжины стрел и он утонул…
– Но никто не видел его трупа? Не слишком ли много воскресших покойников, подумалось мне. Если мертвецы продолжат воскресать такими же темпами, живым скоро придется потесниться. Но генерала это нисколько не смущало:
– А иначе быть не могло. Чертовски трудно воскреснуть, если у тебя есть могила. Тебе будет легко его играть– вы с ним немного похожи…
– Мы с ним совершенно разные.
– Многие эту разницу не заметят. Я понял, что мне придется согласиться – было похоже, что генерал все продумал, а остальные кандидатуры были еще хуже.
– С чего начнем? – спросил я, – с легенды?
– Легенда как раз не важна. Но, говорят, Реннер хорошо дрался…
– Я тоже хорошо дерусь!
– Ну вот, а ты говорил, что у тебя с ним нет ничего общего…
Я думал, что умею драться, но седеющий генерал был другого мнения и в первом же бою загонял меня как сам того хотел. Пока я сидел у стены, пытаясь восстановить дыхание, Рейтер ходил по комнате с эспадроном на плече:
– Драться надо естественней. Незачем становиться в красивые позы. В защите отдыхает тело, но напряжен ум. Думать же надо постоянно. Думай о смерти, планируй победу. Даже когда идешь по улице – смотри на окружающих и думай как их можно атаковать, убить… Я посмотрел на генерала – он даже не вспотел.
– Вы дрались нечестно… – попытался оправдаться я.
– Да ну? На войне нет нечестных приемов. В учебных боях не засчитывают удары, нанесенные с разрывом между крестовиной и рукой – но в настоящей драке никто не обращает на это внимание… Еще партию?… Второй бой оказался еще короче – пока я парировал удар справа, генерал кулаком ударил меня в солнечное сплетение. Пока я валялся в его ногах, глотая воздух будто рыба, выброшенная на берег, генерал бросил:
– Однако партия… Когда я все же отдышался, мне захотелось сделать какую-то гадость. Я сказал:
– Но я знал человека, который дрался лучше вас… Дрался бы…
– Бы?
– Бы… – я рассказал ему про слепого Мастера Мечей из Тебро и заметил, что будь у него глаза, равных ему не было бы…
– Не факт… Будь у него глаза, он бы стал таким как все. И может статься, дрался бы как обычный человек. Знаешь, был такой случай… В одной крепости рекрутов учили на мечах, что в два раза тяжелей боевых. Только на них
– а потом выяснилось, что обычным оружием они драться не умеют. Не правильно рассчитывают силу удара… Хочешь еще драться? Я отрицательно покачал головой.
– Ну что ж, – сказал генерал, – чему-то ты сегодня научился… пошли обедать.
Вечерами, уже после ужина мы играли в солдатики. Рейтер приносил коробки с оловянными бойцами – ландскнехтами, кирасирами, лучниками. Он клал меж нами карту и произносил заклинания, после которой на ткани вырастали горы, начинали шуметь леса в четверть дюйма высотой. Даже вода в реках будто текла – когда генерал отвернулся, я опустил палец в магическую воду. Она холодила, но была совсем не мокрой. Генерал научил меня простому заклинанию, создающему туман войны. Чтобы ввести фактор риска, мы бросали простые игральные кости… Генерал сказал про них:
– Пользительная вещь – знал бы ты как сильно тесеры смещают тересы… Первый бой, как водится, я проиграл – лобовая атака захлебнулась, при попытке обходного маневра кавалерия завязла в болоте.
– Сам виноват, – подытожил генерал, когда позиции были раскрыты, – тебе бы стоило забыть, что за противник перед тобой. Твой обхват был слишком широким, а за дефиле стоило бы драться решительней…
– Но, господин генерал, в реальном бою вы выставили эту бригаду с другой стороны.
– А кто тебе сказал, что мои действия – последняя истина? Искусство стратегии всегда в развитии, даже в течении одной битвы… А вообще-то мне этот бой никогда не нравился – всегда хотелось переиграть… Но уже через неделю я одержал первую победу. К моему удивлению, к поражению Рейтер отнесся спокойно:
– Надо же… А я все думал, что ты держишь эту группу в резерве…
– У меня не было резерва с самого начала.
– А тыловое охранение? В случае восстания тебе бы пришлось брать один и то же город два раза…
– Надо было додавливать основную группировку, – ответил я. Генерал кивнул:
– Иной бы не засчитал такую победу… Но не я. Жизнь же засчитывает и не такие виктории… Поздравляю, лейтенант!
А однажды, в самые лютые морозы, меня опять разбудил крик. И когда я вскочил в кровати он еще звенел в моих ушах. Стояла глубокая ночь – тишина, была такой, что я слышал как бьется мое сердце. Мне не хватало воздуха – я вышел из комнаты и отправился в зал. Я прошел мимо комнаты генерала – там было тихо и темно. Рейтер спал. Я открыл дверь и поднялся на палубу корабля. На улице было холодно. Шел снег – верней какой-то его вид, что бывает только на берегу: мелкой крупой, которая летела с небес и секла будто плеткой. Когда снежинки падали на палубу, ветер тут же сметал их вниз. Снег тут же смешивался с пылью и собирался в дюны по углам и у деревьев. В свете луны он казался черным. Где-то далеко выла какая-то тварь. Может собака, а может холод выгнал к городу волка-одиночку, который теперь оплакивал этот мир. Я не знаю, сколько я простоял, пока не услышал за спиной голос:
– Что, лейтенант, не спится? Он подошел неслышно как приведение, но он не испугал меня – разве может одно приведение испугаться другого.
– Я разбудил вас, господин генерал? Он отрицательно покачал головой:
– Пить захотелось. А когда поднялся, увидел, что дверь открыта… Почему не спишь? И я решил рассказать ему все. Абсолютно все… К моему удивлению, генерал к рассказанному отнесся серьезно. Серьезно, но спокойно.
– Ей плохо… Но тебе не стоит так переживать, а тем более делать глупости – женщину не так просто сломить… Гораздо сложней, чем мужчину. Вообще женщины если не сильнее, то выносливей нас… Если ты хочешь ее спасти