Вороны Вероники
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Две невесты
Сидонья, 1517 год
Свадьба Джованны Карни стоила баснословных денег. О точной цене ее спорили, но даже самая скромная названная сумма — семь сотен полновесных золотых лаверов — будоражила воображение, разжигала любопытство, возбуждала зависть. На эти деньги можно было открыть лавку. Не в Сидонье, конечно, но в одном из пригородов, бурно развивающихся в последние десятилетия. Назывались и иные суммы, совсем уж фантастические. Пикантности сплетням придавал тот факт, что синьору Карни неоткуда было взять и половину этих денег. Все в городе знали, что предприятия его, — а синьор Карни был большой прожектер, — банкротились раз за разом, и постепенно он растерял всех покровителей. В предприимчивой Сидонье это было куда важнее аристократического происхождения или магического дара, которым к тому же семью Карни наградили не слишком щедро.
Еще большую пикантность, даже скандальность новости придавало то, что Джованна выходила замуж раньше своей старшей сестры Дженевры. Из-за этого по веселому обычаю молодежь устроила под окнами дома Карни шаривари, и всю ночь играли скрипки, вувузелы, флейты, били барабаны и литавры, и распевались скабрезные песенки. Среди «артистов» было немало юношей, которым Джованна, записная кокетка, отказала, дав предварительно надежду, и потому концерт вышел на славу.
Наутро в церкви у алтаря невеста выглядела бледной и уставшей — не сомкнула глаз из-за шаривари, — а жених, почтенный капитан Томмазо ди Талонэ, раздраженным. У него были все основания полагать, что разнузданный кошачий концерт продолжится и в брачную ночь, а сидонская стража перестарается, поднимая тосты за своего командира, и не сможет ничем помешать беснующейся молодежи.
Однако, бледность Джованны и раздражение ди Талонэ нельзя было сравнить с тем, что испытывала Дженевра Карни. Она знала, какую цену пришлось заплатить за эту великолепную свадьбу и за приданое, заставившее капитана просить руки синьорины Карни. Дженевра сидела на первом ряду подле отца — мать по обычаю стояла за женихом, кидая ему под ноги рис и мелкие монеты, - и боялась обернуться. Она знала, что человек, оплативший торжество, стоит там, в тени за порфировыми колоннами, и на лице его холодная самодовольная усмешка. Странно и страшно было, что все причастные к этой свадьбе делают вид, что все нормально. Что Джованна по праву носит в волосах белые и зеленые ленты; что Томмазо ди Талонэ жаждет этого бракосочетания; что Джузеппе Карни не смущает внезапно возникшее богатство. Хотя… наверное, не смущает, как не смущало никогда. Отец любил рискованные авантюры и деньги и редко задумывался о том, откуда берутся последние. Возможно, их приносят светлые духи.
Дженевра тоже так когда-то думала, и возможно, все еще была очень наивна для своих восемнадцати лет. Во всяком случае, она старалась оставаться таковой, старалась не замечать ничего, да и откуда было взяться какому-либо опыту, если друзей и поклонников у нее не было, с ней никогда не флиртовали, если веселая и, что греха таить, пикантная жизнь Сидоньи обтекала ее, точно вода застрявшую корягу. Дженевра была просто, чиста и невинна… до прошлой недели, во всяком случае, она старалась быть таковой.
Ужасная — и вместе с тем волнующая — картинка вновь встала перед глазами. Пестрые ворохи ткани (последнее предприятие отца, торговля сылуньским шелком), белое тело Джованны, ее бесстыдно разведенные ноги, капитан ди Талонэ в алой рубашке и спущенных штанах, его напряженные ягодицы, словно у скульптуры борца в Садах. И стоны, стоны, бьющие по нервам и пробуждающие внутри что-то дикое. Сразу же воспоминания навалились миллионом мелких деталей, которые так старалась годами не замечать и не признавать Дженевра (а отец и вовсе игнорировал, воспитав у себя разумную слепоту): неприбранная одежда матери, незнакомый синьор с монетами в руке, румянец, странные звуки… И сейчас сеньора Карни стоит слишком близко к жениху, а тот, кажется, и не против.
Дженевра прижала ладони к щекам. Невозможно вырасти в Сидонье и остаться совсем невинной. Но можно закрывать глаза на некоторые вещи.
Но даже в Сидонье девушка, потерявшая невинность, уже не годится для брака. А как назло, кроме Дженевры, свидетельницей падения младшей Карни стала молочница, принесшая в дом свежий сыр и застывшая с широко распахнутыми глазами, возбужденно дыша. Ей заплатили, но можно было не сомневаться, что рано или поздно эта болтливая синьора разнесет по всему городу сочную сплетню. Чтобы спасти Джованну от позора и участи куртизанки, нужно было выдать ее за ди Талонэ; чтобы выдать ее за капитана, требовались деньги. И они появились.