Ей протянули чашу с вином, Дженевра приняла, выпила и пошла дальше. Ее не трогали, ее не принуждали, она не чувствовала опасности, несмотря на немыслимое количество возбужденных людей.
Вырвалась ненадолго. Выбралась на еще одну набережную. На воде канала покачивались разноцветные фонари, где-то в глубине, под водой, кружились магические огни. Сырая прохлада остужала разгоряченные щеки.
Что она делает? Как позволила привести себя сюда? Чего она хочет?
Желания Дженевры всегда были скромны. Она понимала с обреченной ясностью, что не выйдет замуж, не познает материнства, не станет одной из почтенных городских матрон. Старых дев нигде не любят, даже в Сидонье. Особенно в Сидонье: они напоминают, что человеческая жизнь состоит не из одних только наслаждений. Дженевра смирилась со своей участью. Но все в одночасье переменилось, и чего она хотела теперь? Мужчину? Или же наоборот, чтобы ее оставили в покое?
- Погадать тебе, девочка?
Вопрос застал Дженевру врасплох. Она обернулась, борясь с легким испугом, и посмотрела на старуху в домино — вот ведь наряд на все случаи жизни! В прорезях украшенной белыми перьями маски блестели хитрые и не сказать чтобы добрые глаза. Как говорят, «у гадалки не бывает добрых намерений».
- Нет, синьора, спасибо.
Дженевра попыталась обогнуть старуху, чтобы вернуться на площадь. Совокупляющиеся пары не так смущали ее, как пугала гадалка.
Сухие узловатые пальцы, очень холодные, сжали ее руку.
- Постой, дитя.
Дженевра попыталась вырваться, но старуха держала крепко, а потом и вовсе ноги точно приросли к земле под ее внимательным взглядом. Он все шарил, шарил по лицу Дженевры, по ее телу, казалось, способный проникнуть под слои ткани и даже под кожу.
- Спасение в гибели. Будь готова шагнуть за грань, девочка, если хочешь выбраться и выжить. Болтливые надгробия немало тебе расскажут, а их мертвецы промолчат. Комната за водопадом.
Старуха вдруг моргнула и отступила, разжав пальцы. Дженевра оказалась на свободе, но отчего-то все еще не могла пошевелиться, разглядывая гадалку с испугом.
- У вас могущественные враги, девочка. Если хочешь победить, не отступай от своего. И помни, если таково желание стреги, кто-то непременно умрет.
Старуха развернулась и пошла прочь. Голос ее звучал все глуше и глуше, пока не стих совсем. Фигура в домино растворилась в сумраке. Дженевра отмерла.
Она не верила в предсказания, но в том и беда. Как только оно прозвучит, это уже не имеет значения. Услышанное почти невозможно выкинуть из головы. Дженевра часто слышала о людях, для которых произнесенное пророчество становилось погибелью. И самое ужасное: она помнила все слово в слово. Этот яд уже разъедал изнутри.
Дженевра, гоня от себя этот страх, поспешила назад так быстро, как только позволяли непривычные и неудобные чопины. На них она покачивалась, точно молодое дерево в бурю.
Оказавшись снова в гуще толпы, она испытала неожиданное облегчение, несмотря на то, что вокруг по-прежнему бесновались возбужденные люди. Те, кто не поддался похоти, пили. Вино лилось рекой, на карнавале оно ни минта не стоило. И все же, среди криков, стонов, среди запахов вина и похоти Дженевра чувствовала себя спокойнее, чем там, в темноте, один на один со старухой-предсказательницей.
Кто-то подхватил ее. Дженевра не успела испугаться, а ее уже увлекли в танец, в безумную гальярду с ее прыжками и смешными шажками. Танцевать на чопинах было трудно, но очень скоро ей, несмотря на это, — а может, и благодаря собственной неуклюжести, — стало весело. Страх схлынул, оставив по себе легкую дрожь и явное облегчение. В мутное, странное предсказание старухи больше не верилось при свете факелов и магических огней, под визг скрипок. Просто какая-то маска-домино решила поразвлечься и напугать растерявшуюся девушку.
Дженевра запрокинула лицо к небу и рассмеялась.
Она выпуталась из объятий и углубилась в улочки этого веселого, охваченного карнавалом острова. Альдо Ланти оставил ее, так пусть потеряет теперь. Пусть поищет, если захочет.
Шаг за шагом, Дженевра затерялась в карнавальном действе. Парочки перестали смущать ее, а пьяные пугать. В конце концов, никто здесь, в городе полном жизни и силы, не причинит ей вреда. Со временем она и сама прониклась этой жизнью и силой. Она шла по набережным, пританцовывая. Одни только чопины не давали пуститься в пляс.