Он писал картины, приманивающие богатство и удачу. Он писал картины, вызывающие любовь и страсть, и никто не мог противиться этой магии. И он писал портреты. Портреты людей, которым суждено было умереть.
Альдо Ланти сидел на полу, обхватив колени, поджав пальцы ног, и обнажался перед Дженеврой, сдирая с себя кожу. Сдирая наслоения лет, чтобы обнажить кровоточащие раны. Дженевру мутило. Она чувствовала себя палачом, насыпающим соль на отверстую рану.
- Я не люблю людей, - сказал вдруг Ланти. - Ты ведь слышала в городе разговоры о моих причудах? Что я предпочту прогулку с собакой попойке с лучшими людьми города.
Дженевра не была уверена, что хочет продолжать этот разговор. Ее собственные горести на фоне прошлого Ланти казались несущественными, и оттого хотелось раздуть их до небес, придать им значимость.
Речь ведь зашла о проклятье? С чего ему вздумалось сдирать с себя кожу?
- Друзья мои были единственными, кто пытался сделать хоть что-то. Но им рассказали, что я живу в доме Вероники по собственному желанию и не хочу возвращаться в город.
- И они поверили? - голос Дженевры дрогнул.
- Да. Я ведь слыл дамским угодником и ценителем красоты.
- И они все еще твои друзья?
Ланти вдруг рассмеялся, тихо, сипло. По коже пробежали мурашки, но причиной их был не страх или холод. Это было возбуждение. Смех Ланти волновал ее. А еще была дурная смесь жалости и нежности. Чтобы не совершить ничего неправильного, Дженевра вцепилась в вышитые подушки.
- Но вы ведь выбрались?
Альдо улыбнулся снисходительно. Конечно, глупый вопрос. Он ведь здесь.
- Я нашел себе покровителя.
Его звали Клаас вон Раух, и у него было много врагов. Вон Раух торговал пряностями и тканями, держал несколько лавок в Сидонье, а также на всем пути до самого Висалбада, и мастерски наживал себе врагов. Его ненавидел тесть, потому что жену свою вон Раух заполучил шантажом. Ненавидели родители девушек, которых он брал в любовницы. Ненавидели сами любовницы. Ненавидели конкуренты и деловые партнеры. И Альдо его ненавидел, и вместе с тем сознавал, что Клаас вон Раух — единственный шанс на спасение. И он продался с потрохами. Заключил договор с демоном.
Дело было за малым: вырваться из когтей прекрасного чудовища.
Несколько дней Альдо был очень мил и покладист. Настолько мил и покладист, что Вероника вновь возжелала его и впервые за долгое время приняла не как раба, а как любовника. Они пили вино, шутили, целовались. Занимались любовью на ее широкой постели. Близость спасения придавала сил и помогала сохранить разум острым и трезвым. Когда Вероника, в третий раз доведенная до экстаза, задремала, Альдо накинул ей шнурок на шею и затянул. И бежал в ночь, в сторону города, под защиту другого монстра.
Вероника появилась несколько дней спустя. Убить стрегу не так легко. Она не стала тягаться с вон Раухом, а может быть игрушка ей уже надоела. Она просто прокляла Альдо, наложила свое стрега мале. Ращрушить которое можно лишь женившись на женщине, которую никто не хочет, и лишив ее невинности, когда она сгорает от похоти и ненависти. Желать и ненавидеть девушка должна в полной мере, иначе проклятье, нерушимое, ляжет на обоих.
Вероника после этого исчезла, оставив Альдо искать того, кто разрушит проклятье.
- А вон Раух вскоре умер, - глухо добавил Ланти. - Затонул со своим кораблем. Я тут не при чем.
* * *
Дженевру охватило странное чувство, словно бы она узнала что-то жизненно важное, и в то же время главное от нее ускользнуло. Она сидела, не сводя глаз с Альдо Ланти и пытаясь понять этого человека. И еще больше понять, что она к нему испытывает.
Это больше не был страх, определенно. Узнав Альдо чуть ближе, Дженевра перестала бояться. После того, как он обнажился перед ней, рассказывая свою историю — Дженевра не сомневалась в ее правдивости — для страха и неприязни не осталось места. Это не было жалостью. Жалость унизительна для обоих. Но что тогда? Симпатия? Нежность?
Дженевра слегла с кровати и опустилась на колени рядом с Альдо.
- Почему ты… не снял проклятье?
Мужчина бросил на нее короткий взгляд.
- Потому что его нельзя снять. Условие невыполнимо. И потому что я не могу погубить девушку, которая так добра даже к ворону.
- У любого проклятия есть верное условие, - покачала головой Дженевра, вспомнив, чему ее учили. - В противном случае оно не работает.
Альдо ухмыльнулся криво.
- Это стрега мале, душа моя. Оно всегда работает. И снять его может теперь только стрега, а она, увы, мертва.
Альдо взъерошил волосы, продолжая улыбаться так же криво.
- Я тогда радовался ее смерти. Пришел на площадь - ее вешали, она исхитрилась перейти дорогу кому-то слишком влиятельному — и улюлюкал вместе со всеми. Я был дураком. И теперь… Я останусь здесь, пока проклятье не поглотит меня. Ты же… у меня есть деньги, много денег. Их хватит, чтобы начать жизнь в Вандомэ или Роанате. Они не почитают Четверых, и там ты, если пожелаешь, можешь снова выйти за…