— Ты хорошо поступила, Огниша. Я думаю, что и все остальные знают это, только им стыдно. Они говорят то, что говорят их родители. Но если бы ты дала им возможность узнать себя получше…
— Похоже, все уже и так обо мне знают то, чего я сама не знаю, — мрачно усмехнулась я.
— Ну же, Огниша! — продолжала уговаривать подруга. — Давай хотя бы попробуем! Обещаю, что весь день буду рядом. Скоро уже начнутся обряды на капище. Идём, возложим требу вместе с остальными.
Искренняя улыбка Беляны и ее полные надежды светлые глаза в конце концов растопили последние сомнения в моем сердце. Так давно я не чувствовала, что кому-то все ещё нравится мое общество, что уже начала забывать, как это приятно.
— Хорошо, — с улыбкой кивнула я, — идём.
Обрадованная Беляна поднялась и потянула меня за собой, взяв за руки, а потом с задорным смехом закружилась со мной в танце. Она радовалась как ребенок, и я, глядя на нее, тоже вдруг начала смеяться. Впервые за долгое-долгое время.
На своем дворе я сорвала веточку полыни, зверобой и крапиву, которые каждая девушка должна была принести на капище, и закрепила их на поясе. У Беляны обережные травы с ее двора уже красовались за поясом.
Вместе мы пошли к месту празднования по краю села, через необкошенные поля, чтобы набрать цветов и трав на венки. Один венок полагалось сплести для Ярилы, а другой для суженого, но чуть позже.
— Ты ведь не станешь избегать этого обряда, Огниша? — настороженно спросила подруга, когда я снова погрузилась в хмурую задумчивость. — Я видела, как зимой на праздновании Карачуна ты тайком сбежала перед обрядами сватовства. Лишь дважды в год сами боги благословляют созданный в эти дни союз. Нельзя упустить такую возможность снова!
— Матушка на меня в тот раз сильно ругалась, — с виноватой усмешкой припомнила я. — Если и сегодня пропущу, она, чего доброго, вообще от меня отречется. Зато если ни один юноша мой венок не поймает — скажу ей, что боги сами не желают, чтобы я замуж выходила.
Беляна только вздохнула и покачала головой.
— Не понимаю я тебя, Огниша. Ты будто стремишься в одиночестве остаться. Разве может быть что-то важнее семейного счастья?
— Какое может быть счастье в союзе с нелюбимым человеком? — угрюмо протянула я, а Беляна с наивной убежденностью ответила:
— На Купалу боги не сведут тебя с человеком, которого ты не сможешь полюбить.
Скоро впереди показался просторный луг и множество людей. Огромный костер Купалец сложили в центре, высокий, в два или три роста. На его вершине красовался шест с колесом и лошадиным черепом. Разноцветные ленты развевались на ветру, повязанные на колесе, так что Купалец видно было издалека. В нескольких шагах сложили ещё один костер поменьше — краду Ярилы, где на закате сожгут соломенную куклу, чтобы попрощаться с богом.
Хоть основная часть обрядов была рассчитана на молодых, тех, кто ещё не обрёл пару, но почтить богов, проститься с Ярилой и пройти ритуалы очищения полагалось каждому. Подруга правильно поступила, что позвала меня. Ведь если бы я пропустила праздник, сельчане бы только уверились в моей связи с нечистью.
С букетами в руках мы опустились в траву и принялись плести венки. Здесь же неподалеку сидели и ещё несколько девушек. Я постаралась загнать свои страхи поглубже и приветливо поздоровалась с каждой, кто поднял на меня взгляд. Лишь немногие ответили сдержанным кивком, остальные же демонстративно отвернулись. Кольнула обида, однако показывать ее я не собиралась.
В венок для Ярилы я вплела розовую гвоздику, василёк, зверобой и пушистые метёлки вейника. Он получился ярким, многоцветным — богу молодого Солнца точно понравится. Беляна выбрала для своего венка только жёлтые цветы: одуванчики, зверобой и несколько крупных веточек пижмы.
Вместе мы понести венки к деревцу, установленному посреди поляны. Черноклен высотой в два человеческих роста уже был обвешан венками и обвязан лентами, а на месте его удерживали натянутые веревки. Под деревом стояла плетёная из соломы и веток кукла, разодетая в цветной наряд — символ Ярилы. К его ногам люди приносили праздничные блюда — блины, открытые пироги, кисели и брагу.
Я остановилась в нескольких шагах от черноклена, размахнулась и бросила венок. Он зацепился за ветку почти на самой верхушке.
Беляна улыбнулась мне:
— Добрый знак, — а потом сама подбросила венок.
После я распустила одну из вплетенных в косы лент и повязала ее на нижней ветке дерева. Каждая девочка, девушка и женщина могла оставить здесь по ленте или кусочку ткани. Так что и ветки, и даже веревки, удерживающие дерево, пестрели разноцветными, развевающимися на ветру лоскутами.