— Несправедливо. Почему день не влияет на тебя так же, как на меня?
— Я старший дух леса. Моя земля делает меня сильнее.
Я задумалась ненадолго. В голове смешалось все то, что слышала прежде о нечисти, и то, что начала понимать нутром, когда сама стала одной из них.
— А смерти? Разве поглощение чужих жизней не придает сил?
— С одной стороны — да. Чем больше убиваешь, тем яростнее и ненасытнее становишься. Но, с другой стороны, постепенно пропадает способность мыслить, принимать решения. Например, помнишь, как ты при помощи доски убрала колючие ветки из окна? Почему, как думаешь, другие навьи духи не поступают так же?
— У них нет рук? — мрачно съязвила я, потому что вдруг накатило не пойми откуда взявшееся раздражение.
— Потому что они глупые. Они видят преграду и даже не ищут способы ее обойти. Безликая и безымянная нечисть просто не поймет, что можно использовать что-то помимо собственной силы. Вот такая цена. А что выберешь ты? Хотя неважно. Я все равно не позволю тебе стать такой, как они.
— Вот же навязчивый дух, — проворчала я. — Всю жизнь кто-то другой принимал за меня решения, и даже смерть не освободила от этого.
— Думаю, ты и сама уже решила, просто не желаешь признавать. Ты запросто могла бы убить того юнца, но вместо этого всего лишь напугала.
— Какой смысл убивать его сразу? Куда веселее превратить жизнь в кошмар.
— Не верю. Ты можешь убеждать себя в этом, если так тебе легче, но меня убедить не удастся. Я знаю тебя, Огниша.
Злость нахлынула из-за его слов. Злость от того, с какой убежденностью он их произнес. Злость, что он вечно такой спокойный. Я злилась, потому что не хотела признавать его правоту, хоть в глубине души и понимала…
— Ха! — Я повернулась к нему, ткнула пальцем в грудь в попытке скрыть досаду за грубостью, и едко прошипела: — Нет больше Огниши, дух!
Он спокойно выдержал мой полный ненависти взгляд, накрыл руку своей и улыбнулся. Печаль и понимание в этой улыбке вызвали лишь новый всплеск беспомощной досады. Казалось, я проигрываю в битве, в которой даже не собиралась участвовать.
С раздражением я сбросила его руку и отвернулась.
— Что ещё? — хрипло прошипела я. — Что ещё тебе нужно, чтобы ты наконец оставил меня?
— Ты была добра ко мне. За это я отвечу преданностью.
Я кинула на него хмурый взгляд и тут же отвела. Эта его улыбка, эти странные слова… Слишком тяжело было их вынести.
— Как глупо. Ты нежить! — зло бросила я. — Зачем ты строишь из себя человека? Мне уже не стать прежней. Не вернуть ничего… — Обхватив руками колени, я уткнулась в них и с горечью прошептала: — Я больше не знаю, кто я.
Тихо, с неиссякающим спокойствием и такой раздражающей убежденностью Лихо сказал:
— Я знаю. Подожди немного, и сама поймёшь.
Хотелось огрызнуться, ударить его или сбежать, но я закрыла глаза и заставила себя успокоиться. Подумать как человек: здраво. Кажется, прежде не приходилось чувствовать столько всего и разом. Злилась я не на его силу, а на свою слабость, растерянность прятала за грубостью. Сейчас я делала то же самое, что всегда делала мать: обвиняла и ненавидела весь мир, потому что не желала мириться с тем, что ничего нельзя изменить.
Ярость потухла так же быстро, как и разгорелась. Остались только холодные угли досады.
Не поднимая головы я прошептала:
— Прости. Я саму себя ненавижу.
— Не стоит извиняться. Я понимаю, каково тебе сейчас. Столько перемен. Смерть — это всегда нелегко. Свыкнуться с ней, принять. Когда-нибудь станет легче. Ты смиришься, как и я. Но никогда не будешь счастлива. Нечисть не может быть счастливой.
Он проговорил это ровно, однако я знала — ещё с тех времён, когда была человеком, — знала, как он умеет скрывать горечь за безразличием.
Горечь и мечты о прежней жизни — вот и все, что остаётся нечисти.
Я повернулась к Лихо, села напротив, решительно вздернув подбородок.
— Раз так… я хочу чувствовать боль. Лихо, сможешь прикоснуться к моей душе ещё раз?
— Уверена? — с сомнением нахмурился он, и я кивнула.
— Да, но не отпускай как можно дольше. Я хочу вспомнить все.
Чуть помедлив, он кивнул в ответ и потянулся к центру груди. Черные пальцы прошли сквозь мое полупрозрачное тело, как сквозь воду. От них исходил холод — хотя мы оба были одинаково неживые и холодные. А потом от боли потемнело в глазах.