— Я не могу просить вас остаться во дворце в такой день, милорд, — вдруг услышал я голос Андрады и он заставил меня вынырнуть из моих размышлений. Она шла мне навстречу, такая холодная, красивая, и несла в руках серебряный кубок. — Вот, выпейте. Это подкрепит ваши силы. — Она остановилась рядом со мной и протянула мне кубок.
— Как всегда заботишься обо мне, — пробормотал я и принял от нее сосуд. Заглянув в него, я криво усмехнулся: в нем было все то же зелье, которым Андрада то и дело поила меня. — За твое здоровье, моя прекрасная магичка! — Я за один раз осушил кубок и отдал пустой сосуд Андраде.
Магичка улыбнулась, довольно кивнула и хотела было пройти мимо, как вдруг, сам не зная зачем, я мягко схватил ее под локоток. Андрада тотчас подняла на меня удивленный взгляд.
— Придворный этикет не настаивает, чтобы магички присутствовали на памятных днях, но я хотел бы видеть тебя в костеле, — сказал я, внимательно изучая тонкие изящные черты лица Андрады. Эта женщина была не только красива и умна, но и обладала каким-то неповторимым шармом. От нее веяло холодом, но именно это и привлекало, и мне было известно, что не один, а много мужчин, живущих во дворце, желали ее или даже были влюблены в нее. Но эта гордая дочь Эммерленда никогда не обращала внимания на то, какой эффект производит на сердца этих бедолаг.
— Если вы того пожелаете, Ваше Величество, — кивнула Андрада и осторожно высвободилась из моей мягкой, но настойчивой хватки. — Но вам следует поспешить: карета и ваши подданные ждут вас. Ваша мать и ваши дочери уже отправились в костел, а принцесса Хедда уже там.
— Пойдем уже. Хватит болтать, — проурчал Вит, потрогав своей большой лапой мой кожаный черный сапог.
— Жду тебя там, Андрада, — бросил я и продолжил свой путь.
Снежный барс затрусил рядом.
В холле дворца меня ждал Марк. Он помог мне надеть широкий меховой плащ черного цвета, водрузил на мою голову тяжелую золотую корону, тщетно упрашивал меня надеть меховые перчатки, а затем провел до кареты. Вит запрыгнул на мягкое сидение, я сел рядом, и карета тронулась с места к тому самому костелу, в котором прошло наше с Сильвией венчание. Именно там каждый год проводилась торжественная месса памяти усопшего короля, и каждый год Хедда стояла перед алтарем на коленях, все время, пока шла месса, длившаяся несколько часов. Этим Хедда вызывала во мне некоторое восхищение и уважение, ведь сам я едва не засыпал, сидя на первой от алтаря лавке. Монотонные песнопения и гнусавый голос Кардинала действовали на меня как колыбельная. К счастью, Альва и Вилья то и дело одергивали меня, не позволяя заснуть прямо на мессе.
На площади у костела, полной дыма от горящих факелов, которые держали в руках тысячи горожан и крестьян, было шумно, но, когда дверь моей кареты открылась, и я появился перед толпой, громогласно заиграл королевский рог и воцарилось идеальное молчание. Мой приезд ознаменовал начало мессы, во время которой было запрещено разговаривать даже шепотом, что, однако, нередко нарушалось.
Вит исчез.
Когда я вошел в костел и прошел к своей скамье, на которой уже расположились мои мать и дочери, я увидел Хедду, и ее скорбный облик заставил меня поморщиться от мысли, что я все же опоздал на целую четверть часа. Но, кажется, Хедда не держала на меня зла: увидев меня, она мягко улыбнулась и протянула мне свою ладонь, затянутую в бархатную черную перчатку.
— Я рада, что вы сегодня с нами, мой король, — прошептала она мне, нарушив правила.
— Прошу, прости мне мое опоздание. Больше этого не повториться, — так же шепотом ответил я и занял свое место.
Хедда прошла к алтарю и опустилась на колени.
Громко и жалобно заиграл орган.
«Она была бы великолепной королевой, если бы я не занял трон ее отца» — невольно подумал я, смотря на преклоненную принцессу.
Одетая в черное платье и с полупрозрачной вуалью, покрывающей ее белоснежные волосы, эта девушка представляла собой ангела скорби. Ее длинные белые ресницы, такие необычные, придавали Хедде вид ледяной девы из древних легенд Калдвинда. Хедда была популярна и любима народом, в отличие от меня, но государственные дела ее не интересовали, она целиком и полностью добровольно уступила мне трон. Должно быть, мне следовало подружиться с ней, быть к ней более лояльным, ведь она, помимо того, что любила моих дочерей и много возилась с ними, никогда не проявляла агрессии или гнева по отношению ко мне, узурпатору, как она могла бы меня назвать.