Но, тем не менее, то, что он нарушил клятву Одина, раздражало его, словно укус насекомого, который чешется, зудит и распухает. Ведь это очень серьёзная клятва, и её попрание не сулило ничего хорошего, — но Воронья Кость, размышляя об Одине, пришёл к выводу, что Одноглазый не имеет над ним власти, так же, как и не имеет власти над пряхами-норами. Эти три сестры, сидящие во мраке, держали в руках нити судьбы Вороньей Кости, и он был твёрдо уверен в этом, до сих пор они плели правильно, и топор Эрика, Дочь Одина был в его судьбе яркой нитью.
Воронья Кость знал, что как только он завладеет этим топором, то сам станет вершителем судеб — не вторым человеком на корабле Обетного Братства, а первым на своём собственном. Он был уверен, что нить самого Одина вплетена в его судьбу, а ярл Асгарда был силён и вспыльчив, — ведь, в конце концов, его сын Тор, несомненно, унаследовал рыжеволосую ярость от отца.
Прибой белой пеной разбивался о тёмную гальку и камни, люди сновали туда-сюда между кораблями и лагерем, разбитом под укрытием скал. Запылали костры. Воины болтали и ворчали, поглядывая на укрытую облаками луну и море за прибоем, гадая — будет ли дождь, кто-то брюзжал, что похолодает. Серо-чёрные волны накатывали, словно старые киты; воины шумели насчёт того, что пора отправиться к постройкам вдалеке, обозначенными бледными огнями.
Воронья Кость поискал глазами чаек, но не нашёл их; все они сидели в гнёздах на скалах и принесённых морем, выбеленных корягах, он знал, что надвигается дождь. Они пристали на южной оконечности острова, по словам Стикублига, когда ветер дует с моря, это самая удачная оконечность острова, кормчий был чрезвычайно доволен, что ему удалось благополучно привести сюда корабли.
Воронья Кость прохаживался между своими людьми, успокаивая их, как скот перед бурей. Он уже успел узнать этих воинов, "грязных мечей", что требовали добычи, чтобы наконец почувствовать себя сытыми волками. Он объяснил им, что этот островной монастырь так часто подвергался набегам, что в нём не осталось ничего, даже пищи. А если пойдёт дождь, то они все смогут укрыться в монашеских кельях — каменных или деревянных постройках, напоминающих ульи, хотя, должно быть, они не очень-то и удобны.
— Ничего, скоро добычи хватит на всех, — продолжал он.
Они заглотнули наживку и вернулись к своим занятиям — готовили пищу или любовались новым оружием, которым щедро одарил их юный спаситель, называющий себя принцем. Онунд наблюдал, как Олаф расхаживает между костров, позвякивая кольцами подёрнутой ржавчиной кольчуги, его косы, с вплетенными тяжёлыми монетами, хлопали на порывистом ветру; в сумерках он скорее походил на мертвеца, который вылез из какой-то старой могилы, из-за чего исландец поёжился.
— Да, — сказал ему кто-то, прямо в ухо, Онунд от неожиданности шагнул в сторону, ладонь на рукояти меча, но это оказался Кэтилмунд.
— Орм оказался прав, мальчишка уже входит в возраст, когда мужчина наливается силой, — сказал он тихо и медленно, Онунд кивнул. Они вернулись к своему костру, где сидели ветераны Обетного Братства, слушая, как жизнь покидает тело Ровальда, размышляя, должны ли они остаться с принцем, или пойти своим путём и вернуться к Орму, нарушив его приказ защищать Воронью Кость. По крайней, мере они поняли, что Воронья Кость не доверяет никому из старых побратимов, он готов был вплести в свою судьбу любого нового человека, готового присягнуть ему.
Через некоторое время Воронья Кость подошёл к ним, и совсем не за тем, чтобы узнать, как Ровальд — на самом деле, он уже почти забыл о нём, считая воина мёртвым. По его мнению, Ровальд не смог защитить его трижды, поэтому, после выигранной Вороньей Костью битвы, подтвердившей его боевую удачу, с Ровальдом случилось то, что он заслужил.
Он подозвал Гьялланди, мельком глянул на улыбающуюся Берлио, сидящую между побратимами, а затем повернулся и зашагал к монастырю. Он видел, что неподалёку сидели Мар и остальные, и понимал, что здесь собрались несколько команд, его люди не были единым целым. Тем не менее, у него достаточно власти, чтобы подавить любую из групп по-отдельности, и даже ветеранов Братства, если они вдруг вздумают как-то проявить себя. Он мог бы столкнуть одну группу с другой — последователей Христа с язычниками или наоборот, новых воинов из Ирландии с теми, кто принял Клятву. Неважно, кто первым начнёт недовольно рычать, Воронья Кость уже обладал навыками в игре королей.