Выбрать главу

Но Орм плохо меня знает, подумал Воронья Кость. Я не позволю обвести себя вокруг пальца в этой игре. И я не раболепная псина, которую можно натаскивать на ловушках.

Словно услышав его мысли, жёлтая сука с надеждой ткнулась в него носом, и он бросил ей хрящик, который она тут же схватила. Берлио улыбнулась и бросила несколько кусочков получше, и воины рассмеялись. А затем начались тихие неторопливые разговоры.

Если только мы не замёрзнем насмерть на этой голой горе, побратимы уже намотали на себя все лохмотья, что у них были, в этой безумной погоне за топором, и нападающими саамами в звериных шкурах, подумал Кэтилмунд. Он тихонько пробормотал это Онунду, добавив, — Возможно, Орм поступил опрометчиво.

Онунд издал свой обычный медвежий рык, что могло означать всё что угодно.

Когда дневной свет нехотя вернулся в мир, они двинулись дальше, теперь со всех сторон их окружали горы, впереди вилась длинная, петляющая тропинка, ведущая сквозь каменные осыпи, карликовые сосны и скалы. Замёрзшая река, покрытая молочно-белым льдом, пересекала тропу, наверху ледяные ручейки охватывали камни со всех сторон, свисая вниз заледенелыми струями, которые становились всё уже и заканчивались острыми сосульками в футе от подножия скалы.

Хальфдан поднял голову, прищурившись от ослепительного блеска льда.

— Летом, — мечтательно сказал он, — должно быть, это замечательное место, чтобы послушать журчание воды и пение птиц, вдохнуть свежего воздуха и ароматы цветов; а если солнце будет припекать слишком сильно, можно освежиться в чаше бассейна у подножия водопада.

Заманчивая картина, такая же, как и одинокий цветок, каким-то образом оказавшийся здесь, и Хальфдан беспощадно сорвал его.

— Этот лёд может не растаять даже летом, — сказал Онунд, — когда появятся насекомые, которые сведут тебя с ума. Однажды я видел, как лось сбросился со скалы, потому что полчища мошки довели его до безумия.

— Думаю, тебе уже не хочется искупаться тут, — сказал, загоготав, проходивший мимо Тук. Хальфдан опустил глаза и согласился с ним; падающий со скалы замерзший поток выглядел как настоящий занавес в складках, будто бы сотканный из белого камня. Он повернулся, заметив что-то чёрное, и уставился на ворона, — первую птицу, которую он видел за последнее время.

Воронья Кость тоже замер, его волосы встали дыбом, словно щетина у кабана. Ворон держал в клюве ошмёток мертвечины, он деловито совал кусок мяса в дупло мёртвой скрюченной сосны у подножия водопада, так что расщеплённое стужей дерево теперь стало чем-то вроде кладовой для птицы.

— Осторожно, — сказал он медленно и мягко. — Этот птичий клюв может рассказать целую сагу.

Кэтилмунд сразу заметил, что мясо свежее, ещё не замёрзшее. Значит, кого-то умер совсем недавно. Он кивком отправил воинов вперёд; они начали карабкаться по предательски обледенелой тропе, идущей вдоль водопада, Воронья Кость оказался последним, наблюдая за вороном, так же, как и птица наблюдала за человеком чёрным немигающим глазом. И лишь когда птица опустила клюв в дупло, Воронья Кость очнулся и начал подниматься вслед за своими людьми; он с удивлением обнаружил, что жёлтая сука следует за ним по пятам.

Наверху обнаружилась плоская площадка, её пересекал ручей, когда был свободен ото льда. В отличие от окружающего пейзажа, здесь почти не было камней, поэтому место идеально подходило для лагеря, и люди, которые добрались сюда первыми, подумали также.

Воронья Кость взобрался наверх и заметил, что его люди, тяжело дыша, плотно выстроились, стоя плечом к плечу, пар от их дыхания поднимался, словно фонтан из китового дыхала. Кэтилмунд оглянулся, заметил Олафа и кивнул, указывая вперёд. Перед ними лежали беспорядочно разбросанные мертвецы в звериных масках, и тут и там поклёванные птицами, остывшие, но ещё не окоченевшие, пиршество для воронов. А поодаль, за распростёртыми мертвецами стояли воины с сомкнутыми щитами, готовые к бою.

Воины с мрачными и жёсткими лицами, подумал Воронья Кость. Посиневшие, будто в отёках, лица, покрасневшие глаза, они смотрели невидящими взгляды вдаль, сквозь побратимов, пар их дыхания клубился над шлемами, оседая изморозью на бородах. Грязные, покрытые пятнами крови, отчаянно страдающие от холода, они крепко сжимали рукояти мечей и топоров, древки копий. Воронья Кость оглянулся на собственных людей, и понял, что те не сильно отличаются от чужаков.