— Я — Бергфинн, — сказал второй воин, стоящий рядом с ним, его волосы походили на паклю, которая выбивалась из порванного седла, ветер и непогода сделали его лицо похожим на мягкую бурую кожу. — Я принял твою Клятву, как и все остальные, — но все мы не слишком прониклись ей.
— У тебя же был выбор, — проворчал Онунд, и воины зашевелились, перетаптываясь босыми ногами по песку, словно нашкодившие мальчишки.
— Мы долгое время промышляли разбоем, — заявил Кауп, и стоящие воины согласно закивали. — Что нам ещё оставалось делать? Мы хотим остаться братьями, — но твоя Клятва Одину не обязывает нас.
— И что дальше? — спросил Воронья Кость, скорее из любопытства, нежели гневаясь; понятно, что они размышляли об этом и нашли какой-то выход и плавно подводили к нему. А сейчас они попытаются поставить меня перед своим решением.
Кауп сделал глубокий вдох, но в это время заговорил Берто, его чистый голос лился, словно птичья трель.
— Мы присягнём тебе, принц. Поклянёмся Богом и Иисусом быть преданными тебе. И эта клятва так же свяжет нас, как и любая клятва Одину.
Онунд громко фыркнул через нос, словно испуганный конь, и презрительно взмахнул рукой, выражая отвращение, — но затем, прищурившись, заметив выражение лица Вороньей Кости, замер.
Воронья Кость выслушал их предложения, улыбнулся и кивнул. Онунд ощутил в воздухе какое-то движение, его гнев сам собой завязался в узел, он лишь слушал и молчал, наблюдая как Берто, опустившись на колено, вложил ладони в руки Вороньей Кости и поклялся ему в верности. Один за другим остальные сделали то же самое.
Позже они вернулись к кострам, а Олаф слушал, как побратимы хвастались или бранили друг друга. Двое поспорили — у кого сильнее удар, и решили разрешить спор делом, что показалось хорошим развлечением для остальных, до тех пор, пока один, понимая, что проигрывает, не обнажил сакс, и тогда дело приняло дурной оборот.
Воронья Кость остался доволен, когда Мурроу уложил одного ударом рукояти топора, а Кауп повалил на землю второго.
— Однажды, — начал Воронья Кость, тем временем пострадавшие ворчали и утирали кровь, не рискуя подняться на непослушные ноги, — в пруду жила лягушка, которая подружилась с двумя гусями, что часто приходили к водоёму и навещали её. Шли годы, все они были счастливы, но затем наступила стужа, которая продолжалась месяцами. Пруды и реки сковало льдом. Люди и животные голодали.
Наступила тишина, глубокая как снег; с лиц драчунов медленно капала кровь.
— Двое гусей решили спастись и отправиться в тёплые края, — продолжал Воронья Кость. — А ещё они придумали, как выручить своего друга, пусть лягушка и не умела летать. Гуси возьмут в клювы концы палочки, а затем лягушка челюстями ухватится за неё. Так они смогут лететь на юг, держа в клювах палку с лягушкой.
Так гуси и сделали. Они пролетали над долинами, полями, фьордами и городом. Горожане увидели их, и захлопали в ладоши от восторга, они звали остальных выйти и посмотреть, как два гуся летят вместе с жабой. Услышав это, лягушка обиделась, она разинула рот, чтобы объяснить людям, что она вовсе не жаба, а лягушка. Она падала и продолжала объяснять, покуда не лопнула, ударившись о землю.
Повисла тишина, хотя кто-то пару раз хрюкнул.
— Не стоит слишком раздражаться на слова других, — закончил Воронья Кость, глядя на двоих драчунов, они криво ухмылялись, несмотря на разбитые в кровь лица, — а иначе лопнете.
— И запомните, — добавил он многозначительно, — самый сильный удар всегда у ярла.
Кто-то заворчал, а кто-то захлопал. Люди помогли подняться пострадавшим, которые, пошатываясь, вернулись к костру и сели рядом, негромко переговариваясь, что на самом деле, они вовсе не хотели покалечить друг друга.
Воронья Кость подумал, что пришло время покончить со старыми правилами, и лучше всего начать прямо сейчас. Он поискал глазами Онунда, потому что не видел его ледяное лицо с тех пор, как христиане поклялись в верности, Олаф задался вопросом, — не остыл ли горбун за это время, но корабельного мастера нигде не было видно.
Гьялланди пустился рассказывать — он уже сочинил сагу о смерти Балля от рук принца Олафа. Это была хорошая сказка, и заканчивалась она тем, что изо рта мертвеца поднялось облачко чёрного дыма, приняло форму ворона и улетело прочь.
— Так ведь, этого же не было, — сказал кто-то.
— А разве от этой истории тебя не бросило в дрожь? — высокомерно заявил Гьялланди, выпятив красивые губы и задрав массивный подбородок, обращаясь к тому воину, которому пришлось кивнуть. Тогда Гьялланди хлопнул в ладоши, будто бы удачно выступил на тинге.