Всадники превосходили их числом, хотя команда "Тени" состояла из более опытных и лучше вооружённых бойцов; Воронья Кость низким голосом проревел команду, и воины вмиг образовали стену щитов. Мурроу вышел вперед из первого ряда и стал раскручивать бородатый топор в таком убийственном вихре, что никто бы не смог приблизиться к нему, не получив увечья, и всадники чуть сбавили ход, увидев великана, а затем опять подстегнули коней. Все заметили, что всадники одеты как оборванцы, их длинные копья покачиваются на скаку, словно усы у жука.
Голоса атакующих звучали вполне уверенно, они смело выкрикивали оскорбления, но их осадил Кауп, чуть выйдя из строя и покачав копьём, а затем Кэтилмунд выкрикнул: "Обетное Братство!", и сразу же хор голосов поддержал его.
Увидеть драугра, или ходячего мертвеца, было ужасно, не говоря уж о том, что этот мертвец вооружён копьём и сражается на стороне Обетного Братства, слава о котором докатилась даже досюда. Воронья Кость похлопал по шлему, украшенному конским волосом и заправил полы женской юбки за пояс, чтобы ноги оставались свободными, удивляясь, насколько далеко разнеслась слава о них.
Строй всадников дрогнул, будто бы водная гладь подёрнулась рябью от брошенного камня. Воронья Кость почти слышал их мысли, — вместо обычных голодранцев, заявившихся на пир нежданно-негаданно, они столкнулись с кое-кем иным. Им противостоял железный строй побратимов знаменитого Обетного Братства, которые сражались с драконами и ужасом степей — безжалостными всадницами, а теперь вместе с ними ещё и Сгоревший Человек.
Именно поэтому, как позже понял Воронья Кость, а остальные согласились с ним, всадники Галгеддила растеряли всё мужество, ещё будучи на вершине холма, глядя сверху вниз на ожидающую их смерть, и лишь потом, с криками, пустились по склону вниз.
— Держать строй, — всё, что успел выкрикнуть Воронья Кость, прежде чем вопящие всадники обрушились на стену щитов, словно неистовая волна на каменную дамбу.
Неопытные конные воины не смогли сомкнуть строй, они скакали слишком быстро, отчаянный страх гнал их вперёд; лошади рыскали из стороны в сторону и вставали на дыбы, всадники не могли совладать с ними, так что тем, кто не вылетел из седла, удалось лишь метнуть длинные копья, которые ударились о нерушимую стену облачённых в кольчуги воинов, будто разозлённые собаки поскребли когтями в дверь.
Благодаря мастерству и силе, Мурроу одним нисходящим ударом огромного топора перерубил шею лошади, затем лезвие взмыло вверх и достало падающего всадника, снеся ему голову и часть плеча. Ирландец твёрдо стоял на ногах, словно скала, а тем временем обезглавленная парочка пропахала в песке кровавую борозду слева от него. Остальные всадники, думая лишь о бегстве, растекались перед ним направо и налево, направляясь к флангам строя.
Воронья Кость этого и ждал, он спокойно стоял за стеной щитов и наблюдал, как и подобает настоящему ярлу; когда он увидел, что всадники охватывают их с флангов, то отправил туда воинов, стоявших в задних рядах. Олаф был так увлечён боем, что не заметил всадника в белом плаще, который сшиб лошадью Ровальда, отбросив того в сторону.
Лишь отчаянный крик, что издал лорд в белом плаще, подбадривая себя, заставил обернуться Воронью Кость. Мгновением позже что-то сильно ударило по кромке его щита, Олафа развернуло, в глазах закружились звёзды; он понял, что это упал Ровальд, услышав, как тот охнул при падении. "Нет", — подумал он, в голове царила необычайная тишина, что показалось ему среди окружающего безумия очень странным. "Я не погибну в женском платье. Я не переживу такой позор."
Воронья Кость сам едва понял, как ему это удалось, он присел так низко, что коснулся задницей жесткой травы и песка, крутанулся на одной ноге и рубанул по ногам лошади, а тем временем длинный меч всадника прочертил серебряную дугу над его головой, и обратным ударом срезал конский волос с верхушки его замечательного шлема.
Лошадь пронзительно, высоко заржала, один путовый сустав хрустнул, второй был перерублен почти полностью. Она зарылась мордой, взметнув фонтан песка, пронзительное ржание поглотило хриплый вопль выброшенного из седла и рухнувшего на землю всадника.
Воронья Кость вскочил и бросился к нему, еще до того, как всадник замер. Лорд Дайгальд, запутавшись в окровавленном белом плаще, неуверенно поднялся на ноги, взметнув брызги мокрого песка, и увидел перед собой высокого безбородого юношу, разноцветные глаза которого свирепо сверкали, словно раскалённое стекло. Он даже успел удивиться, почему на юноше надето женское платье.
У лорда Галгеддила был длинный нос, аккуратно подстриженная борода и удивлённые голубые глаза. Мать когда-то любила это лицо, но Воронья Кость, дрожа от гнева и страха, что-то прорычал в яростном исступлении и изрубил это лицо в кровавую кашу.
Когда он пришёл в себя, всё уже было кончено. Несколько всадников спасались бегством, кони без седоков скакали следом. Рядом жалобно ржала лошадь, одна нога была вывихнута. Воин отползал на руках, кашляя и чертыхаясь, Кауп, ухмыляясь, схватив того за волосы, полные песка и крови, задрал ему голову, а затем с ужасными звуками перерезал несчастному глотку.
Воины стояли, тяжело дыша, разинув рты, кого-то выворачивало, их охватило недоумение и безумное ликование, ведь они выжили. С некоторыми так происходило после каждой битвы, никто не попрекал их за это; невредимые посчитали эту битву удачной для себя и сразу же принялись обшаривать мертвецов. В поисках добычи воины не брезговали даже окровавленными трупами, они искали везде — в паху, подмышками, в сапогах. Отовсюду несло дерьмом и свежей кровью.
Чуть пошатываясь, Воронья Кость подошёл к лежащей лошади мёртвого лорда, которая била копытом песок, конь пронзительно ржал от боли, и Олаф двумя ударами оборвал жизнь животного. Ржание прекратилось, опустилась тишина, словно бальзам в уши.
— Добрая битва, — прозвучал чей-то голос, Воронья Кость обернулся и увидел большое ухмыляющееся лицо Мурроу, оказавшегося рядом, на одном плече огромный топор, на другом пухлый мешок с добычей. Он взглянул на мертвеца в залитом кровью белом плаще и одобрительно кивнул.
— Я уж подумал, что этот достал тебя, а ты ловко его одурачил, — добавил ирландец. Воронья Кость умолчал о том, что и сам было решил, что ему пришёл конец. Мар быстро обыскал лорда, нашёл рубленое серебро и безделушки. Он сунул добычу в мешок Мурроу, ирландец собирал добычу для Вороньей Кости. Мар мельком взглянув на меч лорда, не осмелившись прикоснуться к оружию.
Хороший знак, подумал Воронья Кость. Мар ещё не знал, как принято делить добычу в Обетном Братстве — они делили всё, кроме оружия и кольчуг, которые принадлежали ярлу, он мог раздать их или оставить себе, так что Мар поступил правильно. Конечно, каждый утаивал какую-нибудь безделушку, рискуя, что кража может быть обнаружена, а за это следовала потеря всего, что имеешь и крепкие объятья боли — истинного друга Обетного Братства.
Воронья Кость старался не смотреть на Мара или на изуродованное лицо лорда Галгеддила, пытаясь выглядеть спокойно, словно кубок из голубого стекла, поэтому он обернулся и прикрикнул на Кэтилмунда, чтобы заканчивали с мародёрством и грузились на корабль.
Он поднял меч лорда: это оказался прочный франкский клинок с вытравленной гардой и массивной трёхгранной рукоятью, обёрнутой плетёной кожей. Простое, рабочее оружие, не разукрашенный меч юного лордика, а настоящий боевой клинок; но всё же это был ужасно дорогой меч, хотя и служил всего для одной цели — убивать людей. Непозволительная роскошь для тех, кто использовал лезвие для рубки дерева, разделывания кур или чистки рыбы. Но кроме этого, меч служил отличительным знаком истинного воина, повышал его статус; побратимы, у которых не было меча, наблюдали, как Воронья Кость взвесил клинок в руке, они надеялись, что достаточно отличились в бою и заслуживают столь ценный подарок.