Команда королевы Ведьмы
Там, где море не было чёрным, словно осколок тьмы, его покрывал туман, волны белели пенными гребнями, мелкая морось брызг била Эрлингу в лицо, поэтому он отвернулся, и тогда распущенные волосы тут же захлопали по щеке.
Од улыбнулся ему в ответ. Лицо юноши покрывали жемчужные брызги, его волновало лишь одно — как уберечь клинок от морской воды. Од сидел обособленно, никто из команды Гудрёда не желал по своей воле находиться с ним рядом. Они не позволяли себе усмешек, меньше всего им хотелось раздражать этого прекраснолицего мальчика, поэтому каждый занимался какими-нибудь пустяковыми делами, лишь бы держаться от него подальше.
На корабле работы хватит для всех, угрюмо подумал Эрлинг, ветер свистел в натянутых снастях, пел, словно арфа, а волны с силой били по невозмутимой носовой фигуре — драконьей голове, разбиваясь брызгами и мелкой моросью.
Вглядываясь в горизонт, на носу стоял Гудрёд, ухватившись одной рукой за верёвку, другой придерживая сумку из моржовой кожи, где в тепле и сухости лежало письмо, которое они взяли в Хольмтуне, как и другое его сокровище — кусок материи с клетками для игры в тафл и костяные фишки.
Письмо, как и тафл, никак мне не даются, с горечью подумал Эрлинг, вспоминая вздохи и насмешки Гудрёда над его игрой. От этого его настроение стало чернее неба за кормой, где огромные, словно быки, тучи сверкали серебряными вспышками молний.
— Нам нужно достичь земли, — прокричал Хадд. Гудрёду не требовалось напоминание кормчего, он и так понимал, что они проскочили прямо перед ужасным штормом, который бушевал ближе к острову Мэн. Тем не менее, они поймали восточный ветер, что относил их на запад, а тем временем течение гнало волны с севера. Мысль о том, чтобы идти на запад по ветру, скрутила его кишки — он знал, что те, кто поступил так, проскочили Ирландию и больше о них никто не слышал.
— Остров Хай, — проревел, он и Хадд заковылял к нему от мачты, чтобы остальные не услышали его опасений. Хай был недалеко, но это крошечный остров, к которому трудно подойти даже в хорошую погоду, а сделать это во время ночного шторма и вовсе невозможно. Трудно причалить к берегу открытой бухты, когда из-за малейшей ошибки можно получить пробоину.
— Ветер мешает, да ещё и волнение, — сказал Хадд, его отдающее рыбой дыхание коснулось уха Гудрёда. — Предстоит утомительная гребля.
Гудрёд оглядел своих людей и понял, что их нужно как-то расшевелить, требовалось что-то ещё, кроме силы мышц. Ведь он — сын королевы Ведьмы, и провёл с матерью достаточно времени, чтобы кое-чему научиться. Он кивнул Эрлингу на несчастного связанного Хоскульда.
Досадно, подумал он про себя, карабкаясь повыше на носовую фигуру, сжимая в каждой руке по топору, выкрикивая нараспев старинные слова, обращаясь к Эгиру, Ран и Тору, ведь он рассчитывал привезти Хоскульда матери, которая обязательно узнала бы, не утаил ли старый торговец чего-нибудь важного.
Однако, в письме, написанном латинскими рунами, должно быть все, что нужно знать, поэтому Гудрёд решил идти к острову Хай и найти там монахов, которые могли бы прочесть послание. Он швырнул топоры за борт в знак уважения к Тору, а затем вытащил сакс и повернулся к Хоскульду. Лицо пленника исказил ужас, — морская соль уже пропитала его кровь за долгие годы плаваний, и он понимал, что сейчас произойдёт.
Он хотел рассказать Гудрёду о трёх золотых монетах, зашитых в подкладке его рубахи, но захлопнул рот, потому что знал, что Гудрёд всё равно возьмет монеты и не уберёт нож.
На ярком, словно серебряном, клинке блестели брызги, и Хоскульд взглянул на него, а потом в лицо Гудрёда. А затем сплюнул, хотя жест не получился, — ветер размазал плевок по его бороде. Гудрёд бережно положил ладонь на развевающиеся по ветру волосы старика, почувствовав, как тот вздрогнул.
Хоскульд вытаращил глаза от страха, словно заяц; Гудрёд ощутил, как тот затрясся и что-то заголосил насчёт своей рубахи, но ветер унёс его слова. Он поднял подбородок торговца повыше и полоснул его по горлу. Воины взревели от восторга, брызнула кровь, ветер веером разбрызгал алые капли. Тело Хоскульда бросили за борт, как старый каменный якорь. Гребцы стали рассаживаться по местам.
Часом позже ветер утих, и море покрылось длинными, неторопливыми чёрными волнами, вздыхая, словно сытый спящий волк.
Команда Вороньей Кости
— Мы поворачиваем, — прокричал Стикублиг и это был не вопрос. Онунд, чьи волосы и борода, жесткие, словно нечёсаный лён, развевались по ветру, что-то крикнул в ответ, но ветер унёс слова прочь. Они кричали друг другу, приложив руки ко рту, а бушующий ветер плевался дождём; Воронья Кость видел в синей, подсвеченной вспышками молний, тьме мрачные лица своих людей, мокрых от страха не меньше, чем от дождя и брызг.
— Мы потеряли берег, — проорал Онунд на ухо Вороньей Кости. — Остаётся лишь догадываться, где находится суша.
Теперь Воронья Кость действительно испугался. В последний раз они видели землю днём, она казалась издалека тонкой серебряной полоской под огромными чёрными грохочущими тучами, и они начали грести к суше. Ветер притащил серую пелену, которая и накрыла их, и тогда они потеряли из виду эту тонкую полоску суши, линию жизни. Стикублиг распустил парус на один узел, и они пошли по ветру, надеясь, что корабль не наскочит на невидимые прибрежные подводные камни.
Всё что им требовалась — счастливый корабль и удачная волна. Обшивка дрожала под ногами Вороньей Кости, и он чувствовал, как "Тень" кренится, набрав достаточно забортной воды. Ему стало дурно от мысли окунуться в эту безумно движущуюся чёрную бездну, и в то же время он почти желал этого, потому что ежедневно упражнялся, ныряя в кольчуге, молотил руками и захлёбывался, пытаясь научиться сбрасывать её под водой. Он проделывал это на мелководье, где затем мог достать свою кольчугу.
Жёлтая сука залилась лаем. Рев и свист ветра беспорядочно искажали звуки, но собака стояла, широко расставив дрожащие лапы, шерсть на холке поднялась дыбом, она дрожала и гавкала, словно выплёвывала эти звуки всем телом.
Берто подошёл к собаке, затем обернулся и указал на что-то во тьме. Следующая бело-синяя вспышка словно вытравила на сетчатке глаза изогнутую линию галечного пляжа, обрамлённую густым лесом, и Онунд хлопнул Стикублига по плечу, выбив брызги.
Он метнулся к кормчему, которому уже помогал Халк и двое других, остальные бросились сворачивать парус, привязывая его к рее, другие сели за вёсла и начинали выгребать; "Тень" с трудом, но поворачивала, кренясь и раскачиваясь, словно больная корова, гребцы, кряхтя, ворочали веслами. Один завалился на бок, обессилев, его оттащили; Ровальд бросился на его место и принялся грести, остальные сидели на корточках, готовясь занять место тех, у кого заканчивались силы.
Долгое время слышался лишь свист ветра, шелест дождя и проклятия. "Тень" зарывалась и сопротивлялась, пытаясь кружиться, волны бросали судно вперед и откатывали назад.
В конце концов, корабль вдруг вздрогнул и остановился, всё, что было не закреплено, полетело вперёд. Море подхватило "Тень" и оттащило назад, а затем с силой швырнуло на берег, раздался резкий скрежет и треск. Онунд взвыл волком сквозь ветер и дождь, выплескивая боль и досаду, будто бы треснула не обшивка, а его собственные кости; внезапно корабль накренился и все завалились на бок, кто-то полетел за борт.
Они долго ковыляли по колено в воде, прибой сбивал людей с ног, с трудом они выбирались на гальку, таща свои драгоценные морские сундуки. Кэтилмунд и Стикублиг, борясь с волнами, вытащили на берег швартовые концы и искали, куда их можно надёжно закрепить.
Наконец, оказавшись на берегу, Воронья Кость оглянулся и заметил, что шторм всё усиливается, волны яростно швыряли солёные брызги на его людей, столпившихся рядом, они опустили свои сундуки на землю и вытирали мокрые от дождя лица.