— Мне вот интересно, что случилось с кнорром, — пробормотал Онунд и Воронья Кость заметил, что Горм поднял голову.
— Пошёл ко дну, — угрюмо заявил Стикублиг. — Вот увидите, утром мы найдём разбросанные на гальке обломки.
— Жестокий ты человек, Стикублиг, — отозвался Кэтилмунд, покачивая головой. — Негоже желать такого морякам.
— Ступай на берег и покликай их, если так переживаешь, — сказал ему Воронья Кость, и Кэтилмунд насмешливо покачал головой. Вигфус Дросбо поддержал этот блеф, вступив в разговор, повернув квадратное лицо, и заявил, что обязательно пойдёт, ведь припрятал на кнорре свой котелок, и теперь вспомнил про него, но при условии, если с ним отправится Стикублиг. Они всё толковали об этом, пока полностью не исчерпали тему, но на берег так никто и не пошёл.
— Да уж, тяжела жизнь моряка, — произнёс Мурроу, вытянув ноги прямо к языкам пламени. А затем пустил ветры, и те, кто сидел рядом, распустив языки, принялись грубо костерить его.
— Да что ты об этом знаешь? — с издёвкой спросил его Стикублиг. — Твои ирландские хвастуны только и умеют плескаться на мелководье на обтянутых кожами посудинах.
— Я достаточно ходил по морям, — с негодованием возразил Мурроу, — я видел морось из брызг там, где море стекает с края мира.
— Вот болван, мир круглый, тебе скажет это любой моряк. — пробурчал Онунд.
— И как же ты узнал об этом? — спросил Хальфдан, и Воронья Кость заметил, что ещё несколько человек заинтересовались этим вопросом, очнувшись от полудрёмы. — Разве дуэргары не стоят на четырёх углах мира и не держат небо? Четыре угла, заметь. Квадрата. Даже я знаю это от наших богов, а я совсем неграмотный.
— Мир — это диск, — произнёс Стикублиг. — Диск вокруг Мирового древа Иггдрасиль. А океан, который вы видите, отделяет нас от Утгарда[16], от пустоты.
— Мир изогнут, будто круглый шар, иначе как вы можете объяснить, что сначала над горизонтом становятся видны кончики мачт, а только затем сами корабли? — возразил Онунд, сидящий возле очага, словно кривобокая гора.
— Тогда получается, что мы всё время плывём, взбираясь в гору? — с издёвкой промолвил Хальфдан, и Онунд, не найдя ответа, просто сгорбился и промолчал. Стикублиг сплюнул в огонь, раздалось шипение.
— Мир круглый, — громогласно заявил Гьялланди, — потому что Один и остальные боги Асгарда распорядились именно так, чтобы помешать Верховным королям. Неважно, как далеко зайдут они в своих завоеваниях, всё равно им придётся любоваться навозной кучей на собственном заднем дворе.
После этого раздался одобрительный хохот; кто-то разломал лавку на дрова, порыв ветра налетел на их убежище, так что даже стропила застонали, а сквозняки раздули пламя. И как только Воронья Кость закрывал глаза, он живо представлял, что находится в крепости Владимира в Новгороде, погрузившись в тепло и безопасность, спрятавшись от бушующей бури. Это было совсем давно, когда ему было четырнадцать.
Ему вспоминался именно Новгород, отметил он про себя, а не зал Гестеринга, где он не раз укрывался штормовыми ночами, в тепле и сухости. Ему было неприятно признаться себе в этом, а всё из-за того, что монахом, которого они искали, оказался Мартин.
Мартин, который отправил весточку Орму. Теперь Воронья Кость должен был иметь в виду то, что Орм мог не поделиться с ним всем, о чём знал, по вполне понятным причинам — из-за выгоды, например, и ему стало больно от этой мысли. Ведь после смерти отца, самым близким человеком для него стал не родной дядя Сигурд, когда тот ещё был жив, а именно Орм. Тот рассказывал истории о тех временах, когда сам был ещё мальчишкой, и его не беспокоило ничего, кроме стрижки чёлки да мытья ушей. У Вороньей Кости не было подобных воспоминаний, он накладывал на своё детство воспоминания Орма, как он карабкался по мокрым, скользким чёрным скалам за чаячьими яйцами, или запрыгивал на мускулистую крутую спину свирепого жеребца, стоящего в стойле.
Тем не менее, он не хотел стать таким как Орм. Он огляделся — вокруг раздавалось хрюканье, храп, бормотание и пердёж, бородатые лица спящих исполнены мрачной ярости; ему показалось, что он снова в зале Орма, среди его семьи. Это всё не для меня, подумал Воронья Кость. Люди — всего лишь орудия и инструменты, чтобы завоёвывать королевства. А затем змеиная мысль снова ужалила его: а если Орм думает так же, как и он сам, если он понял, что слава будет жить до тех пор, пока стоит последний камень, на котором вырезаны руны с твоим именем.
Он вспомнил о Гриме, предводителе Красных Братьев, который покоится безвестным под одиноким курганом из камней, на чужом берегу, и его пробрала дрожь.
Глава седьмая
Команда Вороньей Кости
Когда Воронья Кость проснулся, он обнаружил, что во сне приобнял Берто одной рукой. Он чувствовал приятное тепло, и, в то же время, ощущал странную, сбивающую с толку мягкость, уже не вызывающую приятных ощущений. Это заставило его отдёрнуть руку и отстраниться, сделав вид, что пришло время выйти и проверить погоду.
Ветер ослаб и теперь дул в сторону берега. Весь берег был покрыт клочьями пены, напоминающей снег, ветер сдувал её и нес на сушу. Но шторм утих. На море не было слышно ни гула, ни завывания ветра, ни глухого рокота.
Ни кнорра, ни его обломков не было видно.
Это стало понятно, когда Вигфус Дросбо и Свенке Колышек вместе ушли на рассвете, — один в поисках котелка, другой в отчаянной попытке найти свою кольчугу, завернутую в овчину и спрятанную под телом Скумра.
Теперь они вернулись, спотыкаясь, с взъерошенными волосами и дикими взглядами, принеся новость о том, что, похоже, их трофеи пропали.
— Все пошло ко дну, — объявил Стикублиг с некоторой радостью, так, будто сам видел это и теперь рассказывал остальным.
— Обломков тоже нет, — обнадеживающе ответил Свенке, ему стало худо при мысли о том, что, возможно, он потерял кольчугу навсегда. Известие об этом, а также необходимость осмотра "Тени" при свете дня заставило всех выйти под моросящий дождь. Воины выглядели так же мрачно, как и сам день.
Воронья Кость понял, что с "Тенью" покончено, и Онунду не было нужды смотреть на него и мрачно покачивать головой, — доски обшивки с одного борта раскололись, ближе к носу зияла пробоина длиной в рост мужчины и шириной в локоть.
Им придётся тащить всё снаряжение на себе, и решение Вороньей Кости не грабить это местечко, где бы они не оказались, теперь поменялось. Им понадобятся лошади и повозки, если они конечно тут есть, и он отправил людей на поиски, а тем временем, Онунд и Кэтилмунд сняли носовую фигуру и закрепили её на древке копья. На корабле она или нет, сила и мощь носовой фигуры всё еще может устрашать духов этой земли.
Дросбо сидел, повесив голову, горюя о потерянном котелке, а Свенке стоял с отсутствующим видом, словно баран, только что боднувший стену. Воины понимающе похлопывали его по плечу, — кольчуга была такой же баснословно дорогой вещью, как и драконье яйцо, её нелегко было добыть, особенно, такому как Свенке, которого прозвали Колышек — за то, что он был широк в плечах и узок в бедрах, так что внешне походил на колышек.
— У принца есть запасная, одолжи у него, — дерзко заявил Ровальд, и все рассмеялись; Воронья Кость согласился, и скорчив гримасу, махнув рукой, а затем вытащил кольчугу, за которую ему было стыдно. Её прокипятили в китовом жире, поэтому она стала почти чёрной, жир защищал металл от ржавчины, но теперь она выглядела так жалко, словно сброшенная змеиная кожа, подёрнутая ржавчиной, кое-где отсутствовали кольца. Последствия тренировок Вороньей Кости — он упражнялся, ныряя в ней на мелководье, и воины, которые ценили мастерство и работу не меньше, чем высокую стоимость этой кольчуги, неодобрительно покачали головами, глядя на неё. Свенке Колышек с горечью посмотрел на человека, обращавшегося с кольчугой столь небрежно.