— Кто такой Блайтмак? — спросил Од.
Эрлинг не знал, поэтому спросил, и наконец, один монах с бледным, цвета сыворотки лицом, объяснил ему на ломаном норвежском, что здесь, на острове Хай, более ста лет назад жил один монах, которого викинги изрубили за отказ выдать ковчег с мощами Святого Колумбы.
— Так значит, он умер? — спросил Од. Эрлинг кивнул, и юноша пожал плечами; выходит бог, который не смог защитить своего человека от смерти — вовсе и не бог, хотя те дома, что строят для него эти люди, довольно любопытны. Каменные крепкие постройки, похожие на крепость.
Эрлинг понял, что эти священники сделаны из того же теста, что и их святой: Од уже прикончил троих, а аббат всё еще отказывался прочесть хоть словечко, чтобы помочь язычникам и убийцам. Он продолжал лепетать молитвы на непонятном языке.
— Помнишь, мы видели следы пожара, по пути сюда, — заметил Эрлинг, пока они стояли в подрагивающей полутьме в ожидании решения Гудрёда. — Остров Хай уже грабили раньше. И возможно это сделал дед моего деда.
Смех отражался от каменных колонн, так что монахи закрыли глаза и начали молиться усерднее, стараясь не замечать зловещих, как черепа, оскалов воинов, стоящих в полумраке, раздосадованных тем, что им так долго пришлось ждать под дождём на ветру.
— Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твоё … — аббат задыхался, слюна заливала его ноздри. Эрлинг вздохнул; это совсем не те слова, что они ждали от аббата, он так и сказал вслух. Гудрёд нахмурился и ударил аббата дважды, затем взглянул на него, облизывая костяшки, пока христианин раскачивался, словно дурно отлитый колокол.
— Ты умеешь играть в хнефатафл? — спросил он внезапно, но аббат, покачиваясь и истекая кровью, лишь простонал. Гудрёд вздохнул.
— Думаю, что нет, иначе ты бы знал, что, когда в этой игре короля окружают, ему приходится сдаваться.
Аббат начал задыхаться, призывая бога наслать на язычников кары небесные, но внезапно умер, когда Гудрёд внезапно вспыхнул гневом, что даже монахи удивились. Сакс перерезал глотку аббата прямо посреди его гневной тирады, и последним проклятием священника был свист, сопровождаемый кровавым облаком брызг, Гудрёду даже пришлось смахнуть с пергамента кровь.
— Что же, мне поискать другого монаха и спросить, умеет ли он читать? — с нескрываемым сарказмом произнёс Эрлинг.
Гудрёд уже понял, что поступил опрометчиво, наклонился и вытер сакс насухо о рясу аббата, кровь капала на пол и растекалась там чёрным пятном, словно тень в свете светильников.
— Не стоит, — раздался голос и из темени на свет вышел человек и остановился, позволив Гудрёду с Эрлингом рассмотреть незнакомца с головы до пят.
Он был одет так же серо и не броско, как и остальные священники, но всё же отличался от них, как осёл от жеребца; высокого роста, волосы аккуратно подстрижены, глаза ясные и смелые. Губы, как заметил Гудрёд, тонкие и бледные, а подбородок высокомерно задран.
— Кто ты? — спросил он.
— Мугрон, — ответил священник.
Гордый, подумал Гудрёд. Знает себе цену. Хочет стать следующим аббатом на острове Хай. И если им повезёт, здесь найдется другой священник, который понимает по-норвежски и сможет прочесть латынь.
Тогда Гудрёд сунул ему пергамент.
— Взамен вы отплывёте утром с миром, а сейчас вам предоставят ночлег и пищу, — сказал Мугрон. — И вы больше никого не убьёте, ничего не сожжёте и не украдёте.
Гудрёд скривился в усмешке.
— Ты умеешь играть в хнефатафл? — спросил он, и священник нахмурился.
— Может быть. Я играю в скактафл, этой игре я научился в Риме.
Гудрёд слышал о скактафле, или Шахском столе, эту игру придумали мусульмане, в ней было гораздо больше фигур, их выстраивали в две линии напротив друг друга, словно армии перед битвой, а шахом в Серкланде называли короля. Гудрёд улыбнулся, потому что был не прочь сыграть в любую игру королей.
— Даю слово христианина, — ответил он, а тем временем, кровь аббата капала на каменный пол крупными каплями. Несколько мгновений колебаний, и священник начал читать.
Команда Вороньей Кости
Они шагали по скользким истёртым каменным плитам, сапоги в соляных разводах гулко стучали. Здесь было мрачно и темно, яркий свет факелов отбрасывал длинные тени, так что Воронья Кость не мог толком ничего разглядеть.
Они прошли мимо отрядов, каждый состоял из ста двадцати воинов, отряды двигались, словно разрубленная змея, выполняя перестроения на внутреннем дворе крепости. А затем Олаф со спутниками внезапно очутились у двери, и сопровождающие их воины в плотно запахнутых плащах отступили в сторону, пропуская короля.
Король чуть повернулся к Вороньей Кости, Гьялланди и Мурроу, которые замерли от удивления, оказавшись лицом к лицу с ним. Король заговорил, его седые брови, словно снег, лежащий на карнизе, сдвинулись вместе, образовав одну ледяную линию, длинные усы цвета старого моржового бивня подрагивали почти так же, как и его живот.
— Следи за своим языком, — прорычал он. — Здесь находится Маэл Сехнайлл собственной персоной, и он здесь судья. Я протянул тебе руку в силу того, что с тобой этот воин из Уи Нейллов, поэтому не заставляй меня думать, что я доверился не тому.
Он замолчал, а затем закрепил огромную золотую булавку, удерживающую плащ на его жирной туше.
— Принц, — добавил он таким тоном, что Воронья Кость подался вперёд, Гьялланди остановил его, придержав за локоть. Гнев переполнял Олафа, но всё же он пошёл следом за правителем королевства Брега, королём Гилла Мо Хонна. Гьялланди поймал взгляд Мурроу, когда ирландец поравнялся с ним, и от его дикой ухмылки ему не стало легче.
Они вступили в зал, ярко освещённый факелами. Воронья Кость удивился, обнаружив под ногами пол из каменных плит, которые отражали свет, казалось, что они находятся внутри огромной чаши из красного золота; ему стало стыдно за соляные разводы на одежде, за свою потускневшую застёжку на плаще и гривну ярла на шее.
Он обернулся к своим товарищам и увидел, что все они оставляют на полу грязные следы, словно слизняки на золотом блюде, — его приглушённый стыдливый смешок замер при взгляде на стражей, о которых он уже позабыл, охранники, словно столпы, стояли за ними, все в длинных звенящих кольчугах до самых икр, лица скрыты под железными шлемами. Это напомнило ему, что его людям предоставили ночлег, но не позвали на пир, а разместили подальше от армии Верховного короля, пока не будут решены все вопросы.
Высоко над Вороньей Костью темнел конёк крыши зала, на пиру было шумно, в нос ударили запахи пищи. Во главе пира, на высоком кресле сидел человек, его зачёсанные назад тёмные волосы стягивал ремешок из золотых нитей, на лице, в дрожащем свете и дымке горящих факелов, плясали тени. Он что-то говорил, обращаясь к королям рангом пониже, которые сидели по обе стороны от него. Это и был Маэл Сехнайлл, Верховный король ирландцев.
Он повернулся, когда Гилла Мо вышел вперёд, улыбнулся и взмахнул рукой, предлагая королю Бреги занять место рядом с собой. Это был собственный зал Гилла Мо и его высокое кресло, но он признавал верховенство Маэла Сехнайлла и поклонился, а затем уселся по левую руку от него, Воронья Кость заметил, что место справа занято человеком, который с виду казался слепцом.