Они с трудом поднимались в горы, и однажды напали на след — обнаружили порванную обмотку от сапога и сломанную костяную ложку, это означало, что они на правильном пути и идут по следу каких-то северян. У некоторых стали возникать вопросы.
— Куда мы направляемся, преследуя их? — спросил Мар воинов, сбившихся в кучку на ночлег. — И ради чего? За каким-то топором? Нам не достанется никакой добычи, — её получит лишь принц, а мы связаны с ним клятвой.
Он обращался к ирландцам, а не к своим бывшим Красным Братьям, или ветеранам Обетного Братства, не будучи уверен, что те действительно прислушаются к нему.
А затем, из снежной пелены вынырнул Вандрад Сигни со стрелой в одной руке, и рубахой в другой, и это были чужие вещи. Старая, заношенная рубаха когда-то была синей, а сейчас, пропитанная кровью, задубела на морозе. Стрела была необычной — чёрной, с совиными перьями. Воронья Кость сидел рядом с жёлтой псиной, благодарный ей как за дружбу, так и за тепло. Он взглянул в лицо лучника, молча поднялся и последовал за воином туда, где тот нашёл эти сокровища.
Вандрад привёл их на небольшую площадку среди нагромождения камней, покрытых снегом и лишайниками. Воины собрались вокруг, беспокойно оглядываясь по сторонам, почти не отрывая глаза от последствий того, что здесь случилось.
— Убиты стрелами, — сказал Кэтилмунд. — Тела завалили камнями, как и положено, — а потом какие-то ублюдки разрыли их.
— Всё из-за оружия, — сказал воин по имени Торгильс, один из бывших Красных Братьев. — То же самое бывало в хазарских землях, поэтому мы стали сжигать тела и ломать копья и мечи.
Здесь лежало около двадцати окоченевших, обескровленных тел с бело-синей кожей, глубокие раны зияли безгубыми ртами, руки сложены на груди, пальцы переломаны, — из их рук вырывали оружие.
— Кто они? — спросил Воронья Кость и чей-то голос, низкий и ожесточённый, ответил, — Северяне, такие же, как и мы.
Воронья Кость знал, что это Мар и не подал вида, скоро он разберётся с Железнобородым, но сейчас было не до этого.
Онунд устало поднялся от одного из тел и вытянул руку; воины столпились посмотреть. Это оказался маленький оловянный кораблик, с драконьей головой на носу и резьбой на шее, — амулет, который носили на кожаном шнурке на шее. Те, кому были знакомы подобные вещи, закивали.
— Сделано на Оркнеях, — подтвердил Онунд, и Воронья Кость погладил заиндевелую, в ледышках бороду. Итак, Гуннхильд и её последний сын столкнулись с трудностями — это мысль согрела его, но Олаф спрятал улыбку глубоко внутри.
Стало ещё холоднее, когда они набрели на новых мертвецов. В этот раз счёт убитых шёл за сотню, воины пытались смочить пересохшие рты слюной, удивляясь, почему они идут вдоль этой кровавой борозды.
Последним узелком этой кровавой трагедии оказались тридцать два заиндевелых мёртвых тела, ни одно не было погребено, их просто оставили лежать на берегу замёрзшего ручья, трупы лежали между скрюченных карликовых сосен, припорошенных снегом. Воины, схватившись за оружие, чуть присели, словно псы, ожидающие пинка. Непогребённые тела означали, что выжившие бросили убитых и бежали, значит, враги всё ещё могут быть поблизости.
Вдруг словно кто-то хлопнул в ладоши, и демоны гор с воем обрушили на них яростный шквал стрел и копий. Только что побратимы брели между припорошенных снегом карликовых деревьев, а в следующий миг мир наполнился кричащим ужасом.
— Стройся, стройся! — заорал Кэтилмунд, но некоторые запаниковали и с воплями бросились бежать прочь, спотыкаясь о обледенелые камни. Те, кто остались, приготовились сражаться, — суровые, словно скалы лица, горящие гневом глаза, рычащие рты, они собрались перед Вороньей Костью и Кэтилмундом, словно железные стружки около магнитного камня.
Воины встретили первую атаку — стрелы и копья застучали по поднятым щитами, а затем их взъерошенные брови поползли вверх, увидев перед собой мохнатые, клыкастые и ушастые звериные морды. Ещё хуже пришлось тем, кто побежал или замешкался, — они погибли, застигнутые врасплох, но и те храбрецы, что встретили врага лицом к лицу, испытали настоящий ужас. С пересохшими от страха ртами они заставили себя стоять как стена, видя перед собой рычащих тварей, поднявшихся на задние лапы.
Этот кошмар прекратила Берлио. Она наложила стрелу на тетиву и выстрелила в плотную приближающуюся толпу врагов. Выпущенная стрела вонзилась одной из тварей прямо в морду, раздался вопль; казалось, звериная морда разлетелась на куски, обнажив плоское окровавленное безбородое саамское лицо.
— Да это же люди! — проревел Мурроу. Воины, ошарашенные их нежданным появлением, были настолько привычны к стычкам, что их руки и ноги сами знали, что делать. Руки крепко сжали щиты и клинки; ноги зашевелились, так что воины быстро собрались в стену щитов, плечом к плечу. Остальные, кто не успел встать в стену щитов, разобрались на боевые пары.
Это всего лишь люди. Возглас перекинулся от одного к другому, словно пламя. Их враги — люди, а значит, их можно убить.
Ещё несколько мгновений и враги почувствуют их отпор. Берлио доказала, что перед ними не чудовища, а люди в мехах и масках, сделанных из голов животных — морды волков, лисиц и медведей рычали сквозь звериные челюсти, в которых кое-где не хватало клыков, маленькие уши стояли торчком, под масками поблёскивали белки глаз.
Промелькнуло несколько чёрных стрел, выпущенных невидимыми лучниками из-за спин нападавших; одна стрела перелетела первый ряд строя и со звоном ударила в шлем стоящего рядом с Онундом воина, отскочила в сторону и запрыгала по обледенелым камням. Люди-чудовища взревели, чтобы подстегнуть себя, и бросились на стену щитов.
Щит Вороньей Кости висел за спиной, он успел подумать, что совершил глупость, но было уже поздно. Он вынул меч, когда атакующие саамы с грохотом врезались в стену из липовых щитов, а затем, вопя и завывая, попытались охватить фланги; Воронья Кость увидел, как один воин покачнулся и упал на задницу, пронзённый копьём в лицо, — это был Хрольф.
Враг, ударивший копьём, издал оглушительный рёв из-под звериной маски, — огромной чёрно-коричневой медвежьей морды со сморщенными дырами вместо глаз. Он выдернул окровавленное копьё, замахнулся и метнул его сквозь брешь в стене, целя в Воронью Кость.
"Без щита я лёгкая мишень" — подумал Воронья Кость, ясно видя, как копьё, закручиваясь, летит прямо в него, капельки крови слетали с железного наконечника, который становился всё ближе и больше. Он разглядел изъеденное железо зазубренного наконечника, и уклонился вбок, пропуская копьё мимо. Олаф увидел, как его собственная рука, словно чужая, поймала летящее мимо копьё, затем он перевернул его и метнул обратно; всё это произошло в мгновение ока.
"Никудышный бросок", — подумал он, как только копьё выскользнуло из его руки, "надо разрабатывать левую руку, она всё ещё слабее правой". Копьё чиркнуло медвежью маску справа, враг завопил от удивления и ужаса, его глаза следили за копьём, пока оно не вонзилось в землю, словно это была змея, свернувшаяся в кольцо и готовая броситься на него.
Но настоящая угроза приблизилась к нему почти вплотную, Олаф разглядел тупые жёлтые клыки и дряхлые усохшие медвежьи челюсти, капельки пота, огромные белки глаз саама и чёрные угольные полосы на его лице, видимые через пасть маски. А затем Воронья Кость всадил ему клинок справа под рёбра, — раз, два, три, с усилием провернув лезвие, ноги саама подкосились, и зверь-человек со стоном рухнул наземь.
Другой вражеский воин неожиданно повернулся и яростно бросился на Воронью Кость, он так быстро оказался рядом, что Олаф не сумел что-либо предпринять, враг закрутился вокруг него, словно плащ в холодный день. Воронья Кость заметил, что саам был крупнее остальных, хотя и был на полголовы ниже любого из северян. На голове — маска лисицы с торчащими на голове красно-бурыми ушами, а ещё Олаф заметил, что саам вооружён отличным норвежским мечом и топором, но пока Лисья морда думал, какое оружие пустить в ход, Воронья Кость полоснул его по горлу, и у саама открылся второй рот.