Воронья Слобода, или как дружили Николай Иванович и Сергей Сергеевич

университету поползли слухи, что заместитель лаборатории
Шпитального ѕ Николай Иванович Кобцев идет
не в ногу с задачами советской науки и , вообще хотел бы
поставить науку не на службу советскому человеку, но
Богу, бытие которого обязался доказать новыми методами
физической химии, а, кроме того, он антисемит,
поскольку одобрительно отзывался как о книге бывшего
монархиста Шульгина “Почему мы не любим евреев”, так
и о повести “Тарас Бульба” Гоголя и рассказе Лескова
“Жидовская кувырколлегия”. Но слухи оставались
слухами, а в свидетели этих ужасных обвинений никто
идти желания не изъявлял. Поэтому сторонние заявления
не имели последствий. Разве, что Екатерина
нашла их забавными. И каким-то особенным,
известным только женщинам взглядом стала одаривать
Николая Ивановича да слушать его разговоры. А
происходило это оттого, что Николай Иванович по долгу
службы часто встречался с Сергеем Сергеевичем,
устроившим к себе на работу лаборантку Этю, так подомашнему
ласкательно он звал Екатерину. Сложности
событий последующего времени оттеснили на задний
план малозаметный факт этих странных взглядов,
бросаемых Этей на Николая Ивановича, чьи пространные,
точные и яркие умозаключения приводили в
восхищение многих сотрудников лаборатории и,
женщин в особенности, умеющих слушать ушами.
Именно в это время был издан официальный приказ о
назначении Николая Ивановича заведующим лабораторией
вместо выбывшего из университета членакорреспондента
Академии наук, профессора Е.И.Шпитального.
Но Николай Иванович в силу энергии, бушевавшей в
его уме и сердце, не хотел мириться с произволом зла в
отношении Шпитального. Работы лаборатории шли
полным ходом, выполнялись договора с предприятиямизаказ
чиками, публиковались статьи о научных достижениях
лаборатории на немецком языке в русском физико-
химическом журнале, выходившем для зарубежного
читателя. Популярность Николая Ивановича среди ученых
мира росла. Именно в это время Николай Иванович
решил собирать подписи в защиту невиновности
Шпитального перед государством.И когда уже было
собрано достаточное количество подписей выдающихся
ученых, по аудиториям университета прошелестели
слова академика Бахуса: “Говорят, там, появился какойто
Кобцев, у которого в голове мухи летают? Он хороша
начал? Посмотрим как кончит!”.
А в это время судьба самого Евгения Ивановича
развертывалась не совсем удачно, а можно сказать
совсем скверно. После ареста и формального допроса,
хотя его след и простыл в университете, но его
ежедневно привозили в закрытый исследователский
институт, где работало уже множество невольноѕнаемных
научных сотрудников. В своем рабочем кабинете он
попрежнему был директором и отдавал распоряжения
по институту, все подразделения которого выполняли
его приказы и подписанные его рукой рабочие планы и
программы. Увы, вечером его возвращали в камеру и по
ночам шли допросы следователей, которые вместо угроз
не один и не два раза подписывали ему расстрел, но в
последний момент не приводили его в исполнение. С
утра начинался обычный рабочий ритм арестованного
директора.
И когда Николай Иванович собрал уже необходимые
подписи, а вездесущий Сергей Сергеевич пришел
подписывать такое обращение к академику Бахусу, то
тот объявил:
ѕЯ не буду подписывать такое обращение. Но мы не
будем мешать собирать подписи. Шпитальный, конечно,
мерзавец, но мы не рекомендовали власти его расстреливать.
На следующий день Николай Иванович узнал, что
собранные им подписи уже и вовсе не нужны, так как
Евгений Иванович умер после сердечного приступа в
своем рабочем кабинете закрытого института.Ему не
было предъявлено никаких обвинений, тело было
кремировано и передано семье4 жена и двое детей
ученого остались без средств к существованию, и след
этой несчастной семьи затерялся во мраке текущих
событий, как и следы многих других страдальцев от