Глава седьмая
Никто не мог не признать заслуг академика Бахуса,
но тем не менее такое интимное торжество как день
рождения праздновался приватно в самой многокомнатной
квартире именинника. Празднование было
настолько приватным, что сколько-нибудь значительные
официальные лица академии и вовсе отсутствовали
за исключением тех академиков, которые на правах
личной преданности всегда сопутствовали великому
человеку, чья лопатоѕобразная борода и сверлящий
взгляд давно уже глядели на читателей всех биографи
ческих справочников с суровой ответственностью
почти правительственного обличия. Крестьянское лицо
академика было внимательноѕтребовательным, а
слегка раскосые глаза являли собой источник преданной
энергии той государственной систему, которая давно
определила путь всех будущих людей государственного
масштаба: сначала преданность, а затем все остальное.
Разнобой академических конфессий тоже не был
представлен за столом имененника, академики старого
закала как Вернадский и Зелинский и вовсе
сторонились Бахуса, молча взирая на его залихватские
выступления на заседаниях совместных отделений и
хмуро опуская глаза в моменты длящихся слезой
преданности здравиц правительству и вождю,
произносимых Бахусом с особой формой пришептывания
и пришлепывания губами.
Однако не ответить на приглашение Бахуса ни
Васенин, ни Кобцев не могли. Слишком многих из своих
сотрудников отдела, пострадавших от усердия Бахуса в
отношении Шпитального предстояло отстаивать, чтобы
не уволить в чистую. Кроме того, дочь Бахуса, “грузная
Натали”,прозванная за присадистость свой фигуры,
передавшая приглашение Васенину и Кобцеву с
очаровательной улыбкой еще молодой кобры, тепло
намекнула приглашенным, что неофициальность приг-
лашения “компенсируется молодежным составом” приглашенных,
так как “отец терпеть не может
стариковѕакадемиков”, что должно было означать, что
приглашенные эта та часть научной молодежи, что по
мнению Бахуса и составит будущее новой пролетарской
науки нашей Родины. И действительно, за длинными
столами, расставленными по всей квартире, сидела
только научная молодежь и не только из Ленинграда и
Харькова. За столами сидели не только физики, но и
химики, уже заявившие о себе своими научными
достижениями и за рубежом, разумеется, не самостоятельно,
но под руководством таких академиков как
Иоффе, Курнаков, Зелинский и других, менее маститых
светил науки. Все это были молодые люди, вскормленные
со стола Бахуса и ненавязчиво начавшие свою
работу под руководством стареющего ареопага академии,
нуждающегося волей неволей в установлении
контактов с отделениями науки правительства для
финансирования своих разработок, для чего молодые
люди, идеально приготовленные всей структурой
партии и правительства, уже давно знакомые друг с
другом, представляли собой, если не единое братство, то
смычку ѕ “двигатель прогресса науки и техники”.
И если сам имененник сидел во главе длиннющего
стола, уставленного практичной и сытной едой из мяса,
рыбы, фруктов и овощейѕ продуктов, продуктов,
которые даже в Москве в таком качестве и количестве
трудно было сыскать без распредов и спецстолов, то
дирижировали застольем все те же Фрумкин и
Збарский. И хотя Кобцев и Васенин явно запоздали со
свои появлением, тем не менее, были усажены на
заранее приготовленные места, рядом с Бахусом, его
дочерью, Фрумкиным и Збарским. И когда они уселись
на отведенные им места, лица всех участников
обратились к Кобцеву, от которого ждали тоста, но
Кобцев сидел и упорно молчал. Васенин взял слово и,
обладая даром примирения, произнес такой сложно-
сочиненный текст из причастных оборотов и
определительных придаточных предложений, что
удовлетворил все стороны слушателей, тем более, что не
успел Васенин окончить слова поздравления
имененнику, как вперед с тостом рванулся химикофизик
Симонов Николай Николаевич, который отметил
важность включения в науку национальной переферии
государства, прелагая в кратчайшие сроки готовить
достойные научные кадры из узбеков и азербайджанцев.
Этот тост Симонова, выслушанный с громадным
вниманием, неоднократно прерываемый аплодисментами
и поощрительными возгласами молодой сменой
будущих научных руководителей, вызвал на лице
Кобцева своего рода окаменение и полное молчание на
протяжении всего торжественного обеда, сопровождаемого
шутками и анекдотами, имеющих привкус
немудреной площадной брани, смысл которой конечно
же вращался около причинных мест людской породы;
анекдотами, сдабриваемыми перцем улыбок, полуулыбок,
почти улыбок и намеков, по сравнению с которыми
термины лошадиных барышников являют пример
пристойности и высокой культуры.
Всю оставшуюся часть торжества Васенин и Кобцев
молчали. Когда же все гости разошлись, бахус,
обращаясь к Фрумкину, сказал:
ѕ Этих молодцов Шпитального больше не приглашать.
Они не наши люди.