Глава десятая
И пока сотрудники Лаборатории праздновали
относительную, если не победу, то своего рода
освобождение от дружеский объятий “Вороньей
слободы” и пока, воодушевленный своими работами в
области изменения скоростей химических реакций ѕ
кинетики, Васенин выступал на диспутах против
“мудрого учителя наукам узбеков ….”, некоторые из
новой поросли ученых, получавших степени и звания в
Лаборатории Кобцева, обнаружив тяжелый недуг
руководителя и суровый подход к науке Васенинаѕ
”капитана-исправника от Кобцева”, нетерпевешего халатности
и разгильдяйства, стали думать да гадать как
быт повести дело так, чтобы Васенина удалить из
Лаборатории Кобцева вообще, а при больном начальнике
Лаборатории самим бы рулить и править наукой,
так как с большой уверенностью полагали, что сами
умеют это делать, а в результате все льготы от науки
получать и, вообще, прекратить этот никчемный спор с
“Вороньей слободой” и жить с ней в мире, пользуясь
витаминами с барского стола государства.
И как всегдаѕ “вдруг!” прошелестело: “Васенин
религиозный человек. Ходит и молится в церкви”.
А после такого конфуза для Университета Васенина
постарались уволить из Университета и через знакомых
знакомого даже подыскали ему место заведующего
кафедрой “Физики” в одном из московских вузов. И
Васенин, твердо будучи убежден, что человек красит
место, а не наоборот, удалился но новое место работы,
где и продолжил свои фундаментальные исследования
по кинетике, которые независимо от него за рубежом
разрабатывали Фоккер и Поанк, и даже сам академик
Коломогоров приложил к ним руку. Но построения
Сергей Сергеевича отличались превосходным изяществом
формы и были направлены на решение конкретных
химических задач, так что их нельзя было выкинуть из
теории химических процессов, протекающих в форме
цепи реакций. Эти работы частью своей вошли в
сборник, посвященных достижениям советской науки, и
представленной как результат нобелевского уровня.
Правда нобелевскую премию получили другие. Но
Сергей Сергеевич не унывал. Он-то знал, что
главноеѕэто наслаждение результатами творчества. А
оно недоступно тем, кто испытывает счастье от руления
наукой. Он утешился тем, что известный физико-химик
тоже не стал нобелевским лауреатом.
Обстоятельства развели друзей по работе, но не их
дружбу.
А Сергей Сергеевич к этому времени, как и бывает
случайно, в троллейбусе повстречал свою любовь. Нина
была комсомолкой. Но под влиянием общения с
Васениным стала православной верующей и в такой
степени, что на квартире Васенина долгие голы хранила
как зеницу ока “крест Сергия Родонежского” затем, в
свое время, переданный ей в дар в Троице-Сергиеву Лавру.
Она стала хранителем очага Васениных после
смерти родителей Сергея Сергеевича.
В их семье, почти как и в семье Николая Ивановича,
появились первенцы. Жизнь требовала своего продолжения.
Она появлением новой жизни давала передышку
этим ученым в их многотрудном движении по скалистым
тропам служения истине, а не вульгарному материализму,
который и не отрицался ими как истина, но
который прозревался ими на пути стяжания Духа
Познания от незнания к знанию в той сложности, где
поиск себя есть уже полагаемая встреча с самим собой.
В семье Николая Ивановича появился сын, и он был
крестником Эти. И, несмотря на горечь ее судьбы в этих
обстоятельствах, она беззаветной любовью своей смогла
оценить и эти “слабости” Николая Ивановича, которого с
тех пор, если бы не ее любовь, ѕ не раз и не два
поджидал смертельный исход тяжелых недугов болезни.
Молодое, растущее в науке поколение Лаборатории
сполна пользовалось эрудицией, опытом Николая Иванови