сроки этого доклада. Как, вдруг, сверху грянуло:“Завтра!”И этов “завтра” настало своим унылым белесымрассветом, но, поскольку члены правителства былилюдьми занятыми, а их занятость не могла, конечно,идти ни в какое сравнение с занятостью убеленныхсединами или вообще без волос академиками, топоследние терпеливо дожидались приезда властьпредержащих. Поэтому академики как школьникиприготовишкитерпеливо дожидались приезда высокогоначальства, тихонько переговариваясь или прохаживаясьперед таблицами, рисунками, графикамидокладчика, который сам тоже отсутствовал понеизвестной причине.Николай Николаевич Бахус с загадочной улыбкой нашироком крестьянском лице, поглаживая свою спроседью лопатообразную бороду, слегка шепелявя,поскольку языку его было тесно в полости рта,наклоняясь к самому лицу Александра НаумовичаФрумкина, говорил быстро, сглатывая слюну:ѕЭто они его там чистят для отстрастки. А то ведьдаже не смущается, мерзавец. Все, все хочет захватитьсебе. Все только он. Делиться надо…Мы не можемстроить науку на одних открытиях Шпитального. Такведь? Так!? ѕ и он зорким взглядом из под нависшихбровей ввинчивался в лицо Александра Наумовича.Академик Фрумкин был многолик. Он видел своимострым глазом всю аудиторию собравшихся коллег, сминой почтения и глубочайшей уважительности наклоняячасть своего красивого лица к говрящему, смиренновслушиваясь в шлепот слов, исторгаемых академикомБахусом, второй половиной лица являл медальнуюнеподвижность, на которой сияла непогрешимостьвечности.Николай Николаевич Бахус был не только революционер,ео и крупный химик, который, в то время какчлены нынешней власти учились или работали нареволюцию в Швейцарии, Бахус уже трудился попеременнов тамошних университетах и пользовалсяизвестностью в научных кругах. И как этот было нистранно, всегда оказывался свои человеком и средиученых, и среди революционеров, а известный впоследствии действительный статский советник,выдающийся провокатор охранки, генерал отжандармерии Гершензон даже совсем запросто ночевалв одной комнате с Николаем Николаевичем Бахусом,который числил постояльца в своих близких друзьях,как Фрумкина и Збарского. Конечно же за своисобственные заслуги последние числились на олимпенауки, занимая почетные и, разумеется, самостоятельныеместа, имея собственные связи в правительстве.Особенно преуспел в этом отношении академикЗбарский после того, как скончался вероучитель новойвласти и по настоянию нового вождя, в назиданиепоколениям был помещен в забальзамированном виде встеклянный гроб.Ничего в такой форме захоронения для россиян ужсовсем необычного не было. Секреты бальзамированиясчитались утерянными. Но кое-кому было известно, чтопрозектор, принимавший участие в бальзамированииизвестного хирурга Пирогова еще жив. Легкие стопысвои направил к нему уважаемый академик Збарский ипосле неоднократных собеседований и материальнойподдержки голодающего старика им был получен рецепттакого бальзамирования. Но, конечно же, он нуждался впроверке, перепроверке, организации научных исследований,а Збарский, будучи человеком масштабногомышления, предложил новой власти организациюлаборатории по сохранению и на будущее времяостанков вождя. Понимая всю государственнуюзначимость и необходимость разработки такихисследований и на будущее, возможно для самих себя,новая власть дала академику Збарскому “добро! ”,обеспечив самого академика не только хлебной работой,но и ореолом государственной таинственности и личнойнеприкосновенности, вручив одному из первых премиюимени покойного вождя. Это потом народ разохотился.И такие премии вручали, например, за каждыйстеклянный гроб, который по ряду причин приходилосьзаменять время от времени.Одним словом, академики Фрумкин и Збарскийдефелировали от аксакала науки Бахуса в мир