Неужели это и есть, как предполагается, жизнь? Может быть, лучше было бы не знать.
Что-то тронуло ее плечо.
Касание было строгим нарушением линии поведения Блу. Никто не трогал ее, пока она была в Нино, и особенно никто не должен был касаться ее сейчас, когда она в кризисе. Она обернулась.
— Могу. Я. Тебе. Помочь?
Перед ней стоял выглядящий аккуратно и по-президентски постоянно болтающий по мобильному Аглионбайский парень. Его часы на вид стоили больше машины ее матери, и каждый сантиметр его открытой кожи был покрыт лестным оттенком загара. Блу никогда не понимала, каким образом аглионбайским парням удавалось загореть раньше, чем местным. Возможно, это как-то связано с весенними каникулами где-нибудь на Коста-Рике и Испанском побережье. Президентский Мобильник, наверное, был ближе всего к карликовому тирану[8], чем когда-либо была она.
— Надеюсь, что можешь, — сказал он, но тоном, в котором было меньше надежды и больше уверенности. Чтобы быть услышанным, ему приходилось громко говорить и наклонить голову, чтобы встретиться с ней взглядами. Было что-то раздражающее и волнующее в нем, впечатление было, будто он очень высокий, хотя он был не выше, чем большинство парней. — Мой социально отсталый друг Адам думает, что ты миленькая, но он слишком упрям, чтобы сделать шаг. Вон там. Не тот, который испачканный. И не тот, который угрюмый.
Блу практически против воли поглядела в кабинку, на которую он указывал. Там сидели три парня: один чумазый, как он и сказал, взъерошенный и выцветший, как будто его тело было застирано много раз. Второй, который ударился о светильник, был красивым и с бритой головой, солдат на войне, где врагом были все остальные. И третий был… элегантный. Это неправильное слово по отношению к нему, но все же самое близкое. Он был хорошо сложен и выглядел немного уязвимым, голубые, глаза довольно милы для девушки.
Несмотря на свои лучшие инстинкты, Блу ощутила зарождающийся интерес.
— И? — спросила она.
— И не могла бы ты оказать мне услугу и подойти поговорить с ним?
Блу хватило одной миллисекунды, чтобы представить эту картину: она бросается к кабинке с воронятами и вступает в неловкую, мутную женоненавистническую трепотню. Несмотря на привлекательность парня в кабинке, эта была не самая приятная миллисекунда в её жизни.
— И о чем, по твоему мнению, я должна буду с ним поговорить?
Президентский Мобильник выглядел совершенно безразличным.
— Придумаем что-нибудь. Мы интересные люди.
В чем Блу сильно сомневалась. Но богатенький паренек был довольно элегантен. И он вроде как искренне ужаснулся тому, что его друг разговаривал с девушкой, которую он посчитал миленькой. Но один краткий миг, всего лишь миг, за который ей потом будет ужасно стыдно, Блу же было решила сказать Президентскому Мобильнику, когда заканчивается её смена. Но затем, Донни позвал её по имени с кухни, и она припомнила правила номер один и два.
И она сказала,
— Разве не видишь, что на мне фартук? Это означает, что я работаю. Зарабатываю себе на жизнь.
Беззаботное выражение его лица ничего не выражало. Он сказал:
— Это я возьму на себя.
— Возьмешь на себя? — эхом отозвалась я.
— Ага. Сколько ты зарабатываешь в час? Я об этом позабочусь, я поговорю с твоим менеджером.
На мгновение Блу потеряла дар речи. Она никогда не верила людям, утверждавшим, что такое бывает, но сейчас потеряла его сама. Она открыла рот, но все, что вышло сначала, это воздух. Затем что-то, похожее на смех. Затем, в итоге, она выплюнула:
— Я не проститутка.
Аглионбайский парень выглядел озадаченным в течение долгого времени, а затем до него дошло.
— О, я не это имел в виду. Это не то, что я сказал.
— Именно это ты и сказал! Думаешь, можешь просто заплатить мне, чтобы я поговорила с твоим другом? Естественно, ты же платишь всем своим подружкам по часам и не знаешь, как это работает в реальном мире, но… но…
Блу помнила, что была на работе, но это был нерабочий момент. Негодование устранило все преграды, и осталось только желание его стукнуть. Парень открыл было рот, чтобы возразить, но тут ее мысль внезапно вернулась:
— Большинство девушек, когда они заинтересованы парнем, будут сидеть с ним бесплатно.
На его удачу, Аглионбайский парень не заговорил прямо сразу. Вместо этого он раздумывал некоторое время, а затем сказал безо всякого пыла:
— Ты сказала, что зарабатываешь на жизнь. Я решил, было бы грубо не принять это во внимание. Извини, что обидел тебя. Я вижу, откуда ты идешь, но мне кажется, немного нечестно, что ты все же отказываешься выполнить мою просьбу.
— По моим ощущением, ты ведешь себя снисходительно в отношении меня, — сказала Блу.
На заднем плане она мельком увидела, что Парень-Солдат поставил руки самолетиком, который воткнулся в поверхность стола, Хмурый сдерживал смех. А элегантный паренек закрыл лицо руками в притворном ужасе, его пальцы растопырились достаточно, чтобы она увидела, как он сморщился.
— Боже, — отпустил ремарку Мобильник. — Не знаю, что еще сказать.
— «Извини», — посоветовала она.
— Я это уже говорил.
Блу всё взвесила и сказала:
— Тогда, всего доброго.
Он сделал ненавязчивый жест у своей груди, который, подумала она, мог означать, реверанс или поклон, или что-нибудь издевательское на манер джентльмена. Кайла бы просто отмахнулась от него, но Блу просто сунула руки в карманы передника.
Президентский Мобильник вернулся к своему столику и поднял толстый кожаный журнал, который показался несоответствующим остальному, Парень-Солдат заржал, и до нее донеслось его передразнивание: «…не проститутка». Рядом с ним элегантный парень наклонил голову. Его уши были ярко-красными.
«Ни за сто, ни за двести долларов», мелькнула мысль в голове у Блу.
Но она вынуждена была признать, что вся его красивость немного пострадала из-за покрасневших ушей. Это кажется не очень… по-аглионбайски. Разве воронята смущаются?
Она слишком долго разглядывала красивого паренька. Тот поднял глаза и перехватил её взгляд. Брови его были сведены скорее от раскаяния, а не от злобы, заставляя усомниться в себе.
Но потом она покраснела, услышав, вновь голос Президентского Мобильника, который произнес: «Я с этим разберусь». Она бросила на него полный негодования взгляд, что было фишкой Кайлы, и повернулась обратно к кухне.
Нив должно быть ошиблась. Она никогда не влюбиться ни в одного из них.
7
— Повтори мне еще раз, — попросил Гэнси Адама, — почему ты считаешь, что медиум это хорошая идея?
Пицца была быстро съедена (никакой помощи от Ноа), что заставило Гэнси чувствовать себя лучше, а Ронана хуже. Но к концу трапезы, Ронан уже закончил обдирать все подсохшие струпья со своей болячки под повязкой и принялся бы за Адама, если бы тот ему позволил. Гэнси выставил Ронана за дверь, чтобы тот выпустил пар, а вслед за ним и Ноа, чтобы он мог присмотреть за Ронаном.
Теперь Гэнси и Адам стояли в очереди, в то время как женщины спорили о грибах во главе с кассиром.
— Они работают с энергией, — сказал Адам достаточно громко, чтобы быть услышанным сквозь ревущую музыку.
Он изучил руку, волнуясь о своих собственных болячках. На коже ниже появилось легкое раздражение. Он взглянул, через плечо, возможно, в поисках злой не-проститутки-официантки. Какая-то часть Гэнси чувствовала вину за то, что свел шансы Адама с ней к нулю. Но другая часть ощущала, что спасла Адама от вырывания и пожирания его спинного мозга.
Гэнси подумал, что, возможно, снова не обратил внимания на деньги. Он не хотел никого оскорблять, но, если подумать и вернуться назад, похоже, оскорбил. Эта мысль собирается поедать его весь вечер. Он поклялся, что будет сто раз думать, прежде чем говорить.
Адам продолжил:
— Энергетическая линия — энергия. Энергия и энергия.
8