— Мне все-таки хочется знать, что ты увидела, — сказала она. — Что это за «ничего»?
— Я пыталась проследить за мальчиком, которого мы видели минувшей ночью, вплоть до его смерти, — ответила Нив. — Я чувствовала, что по времени она недалека, но вдруг он исчез в какое-то место, которого я не смогла разглядеть. Не знаю, как это объяснить. Я подумала, что дело тут во мне.
— А вот и нет, — сказала Мора и, увидев, что интерес Блю не убывает, пояснила: — Это примерно, как если в телевизоре нет изображения, но ты знаешь, что он включен. Вот на что это похоже. Но мне никогда еще не доводилось видеть, чтобы туда кто-нибудь уходил.
— Ну, а он туда вошел. — Нив отодвинула салатницу. — Ты говоришь, что это еще не все? Что же еще может показать мне этот телевизор?
— Каналы, которые не транслируются по основному кабелю.
Хорошенькие пальчики Нив выбили короткую дробь по столу.
— Раньше ты об этом не говорила.
— Раньше не было повода, — ответила Мора.
— Место, где с таким успехом исчез молодой человек, очень даже повод. И способности твоей дочери — еще больший повод. — Нив обратила свой всепроницающий взгляд к Море; та оттолкнулась от стола и отвернулась.
— Сегодня вечером я работаю, — сказала Блю, сообразив наконец, что разговор иссяк. В салатнице медленно колыхались отражения заоконных листьев — все тот же лес, только потемневший.
— Ты собираешься пойти на работу в таком виде? — спросила Мора.
Блю оглядела себя. Сегодня она надела несколько тонких футболок, одну из которых для пущей красоты украсила по методу шреддинга, то есть распустила часть ниток, отчего футболка сделалась кружевной.
— А что не так с моим видом?
Мора пожала плечами.
— Ничего. Я всегда хотела иметь эксцентричную дочь. Вот только не представляла себе, насколько хорошо удастся мой жуткий план. И до которого часа ты будешь работать?
— До семи. Хотя, возможно, задержусь еще немного. Сайлина должна работать до половины восьмого, но она всю неделю хвалилась, что брат достал ей билеты на «Вечер», и если кто-нибудь подменит ее на последние полчаса…
— Ты могла бы и отказаться. Это какой «Вечер»? Фильм, в котором все девушки признаются, что обманывали друг дружку, и умирают?
— Тот самый. — Блю, громко хлюпая, допила йогурт, бросила короткий взгляд на Нив, которая все еще продолжала хмуро разглядывать салатницу с соком, отодвинутую на середину стола. — Ладно, я побежала.
Она резко отодвинула стул. Мора молчала, но это тяжелое молчание казалось громче бурной нотации. Блю, воспользовавшись моментом, бросила баночку из-под йогурта в мусорное ведро, ложку — в раковину, возле которой стояла мать, и помчалась вверх по лестнице за обувью.
— Блю, — сказала ей вслед Мора, — думаю, можно не напоминать, что тебе не следует никого целовать, верно?
Глава 4
Адам Парриш дружил с Ганси уже 18 месяцев и знал, что к этой дружбе прилагаются несколько определенных вещей. А именно: вера в сверхъестественные явления, снисходительность к взбалмошному отношению Ганси к деньгам и сосуществование с прочими друзьями Ганси. С двумя первыми трудности могли возникнуть лишь во время пребывания вне стен Эглайонби, а третий фактор превращался в проблему, лишь если дело касалось Ронана Линча.
Ганси как-то сказал Адаму, что, похоже, мало кто знает, как надо обходиться с Ронаном. И пояснил, что опасается, что в один прекрасный день кто-нибудь наткнется на Ронана и здорово порежется.
Иногда Адам задумывался, был ли Ронан нынешним Ронаном до того, как умер отец братьев Линч, но в то время с ним был знаком только Ганси. Вернее, Ганси и Деклан, но Деклан, судя по всему, уже не мог влиять на брата — и именно поэтому выбрал для своего визита время, когда Ронан был на занятиях.
Адам, Деклан и его подружка ждали на площадке второго этажа наружной лестницы дома 1136-Монмут. Подружка, облаченная в трепещущие белые шелка, очень походила на Брианну, или Кейли, или любую другую из прежних подружек Деклана. Все они были блондинками с волосами до плеч и бровями, по цвету точно совпадающими с темными кожаными туфлями Деклана. Деклан, одетый в костюм, как полагалось для интернатуры в области политики, которую он проходил в выпускном классе, выглядел на все тридцать. Адам невольно задумался, будет ли он сам выглядеть в костюме столь же официально, или юность выдаст его и сделает смешным.