Адам почувствовал привычную боль. Не зависть, а просто стремление. Когда-нибудь у него тоже будет столько денег, что он сможет устроить себе такое место. Место, которое снаружи казалось таким же, каким он сам казался изнутри.
Чуть слышный внутренний голос поинтересовался, уверен ли он, что хоть когда-нибудь будет обладать таким внутренним величием — вдруг оно дается только по праву рождения? Ганси был таким, какой он есть, потому что купался в деньгах с самого рождения, подобно тому, как виртуоза сажают за пианино, едва он научится сидеть. Адам, пришелец со стороны, самозванец, все еще боролся с прилипчивым акцентом Генриетты и хранил мелочь в банке из-под мюсли, которую держал под кроватью.
Подружка, стоявшая рядом с Декланом, вдруг прижала руки к груди тем неосознанным жестом, каким женщины часто реагируют на мужскую наготу. В этом случае нагим оказался не человек, а вещь: стоявшая посреди помещения кровать Ганси, которая представляла собой всего лишь пару кое-как застеленных матрасов на грубой железной раме. В этом полном отсутствии частной жизни ощущалось что-то интимное.
Ганси сидел спиной к вошедшим за старым письменным столом, глядел в окно на восток и постукивал ручкой по столу. Перед ним лежал большой ежедневник, распухший от вклеенных вырезок, с листами, густо испещренными пометками. Адам не в первый раз поразился неопределенности возраста Ганси — не то старик в юношеском теле, не то юноша, ведущий старческую жизнь.
— Это мы, — сказал Адам.
Ганси ничего не ответил, и Адам решительно направился к своему рассеянному другу. Подружка издавала различные звуки, неизменно начинавшиеся с «о». Из множества разных коробок и фасадной краски Ганси соорудил посреди комнаты точный макет Генриетты высотой по колено, и сейчас трое гостей цепочкой шли по Мейн-стрит, направляясь к столу. Адам знал истину: эти дома были симптомом бессонницы Ганси. Каждая стена означала одну бессонную ночь.
Адам остановился за спиной Ганси. Здесь густо пахло мятой, листья которой с отсутствующим видом жевал хозяин комнаты.
Адам легонько постучал по затычке, торчавшей из правого уха Ганси, и тот сразу очнулся.
— О, привет, — сказал он, вскочив на ноги.
Как всегда, он воплощал собой всеамериканского героя войны, который был закодирован в его взъерошенных каштановых волосах, прищуренных от летнего солнца карих глазах, прямом носу, который ему любезно передали по наследству предки англосаксы. Все в его облике заставляло предполагать влиятельность, могущественность и крепкое рукопожатие.
Подружка уставилась на него.
Адам вспомнил, что при первой встрече Ганси произвел на него устрашающее впечатление. Их, Ганси, было двое — один, тот, который обитал в его шкуре, и второй, которого Ганси надевал по утрам, когда совал бумажник в задний карман брюк. Первый был подвижным и энергичным, без какого-либо, на слух Адама, ощутимого акцента, а второй излучал упрятанную до поры до времени силу и приветствовал людей с трудно уловимым, но величественным акцентом старых вирджинских состояний. Для Адама до сих пор оставалось загадкой, каким образом ему удается не видеть одновременно обе ипостаси Ганси.
— Не слышал, как вы стучали, — без всякой необходимости объяснил Ганси. Они с Адамом приветствовали друг друга, стукнувшись кулаками. Этот жест одновременно и шел Ганси, и казался с его стороны деланым, как заученная фраза на чужом языке.
— Эшли, это Ганси, — сказал Деклан своим приятным бесстрастным голосом. Такой голос отлично подошел бы для того, чтобы сообщать о разрушениях, причиненных торнадо, и приближении холодного фронта. Рассуждать о побочных эффектах употребления виагры. Объяснять правила поведения в «Боинге-474», на котором нам сегодня предстоит лететь. — Дик Ганси, — добавил он.
Если Ганси и рассматривал спутницу Деклана как расходный материал одноразового употребления, он ничем не выдал этого. Он лишь сказал с едва заметной холодностью:
— Деклан отлично знает, что Дик — это мой отец. А я — просто Ганси.
Эшли выглядела скорее растерянной, нежели обрадованной знакомством.
— Дик? — повторила она так, будто никогда не слышала такого имени, а знает только о вульгарном значении этого слова.