Ганси выпустил Ронана.
Ронан не двинулся с места; Деклан тоже не пошевелился, как будто, назвав имя их отца, Ганси произнес заклинание. У обоих лица сделались одинаково угнетенными. Разные раны, нанесенные одним и тем же оружием.
— Я лишь хотел помочь, — выговорил наконец Деклан; если верить голосу, он расстроился. В прежнее время, несколько месяцев назад, Ганси поверил бы ему.
Ронан стоял рядом с Ганси, уронив руки вдоль туловища. Иногда, когда побитым оказывался Адам, в его глазах появлялось отстраненное, отсутствующее выражение. Если же побитым оказывался Ронан, впечатление было совсем иным: он казался настолько бодрым и оживленным, словно только что выспался.
— Я никогда тебя не прощу, — сказал Ронан брату.
Стекло «Вольво», негромко зашипев, закрылось; видимо, Эшли поняла, что этот разговор ей не следует слышать.
Деклан, посасывая разбитую губу, смотрел в землю. Потом расправил плечи и поправил галстук.
— Мне до тебя больше дела нет, — ответил он и взялся за ручку двери.
— Я не собираюсь говорить об этом, — сказал он Эшли, садясь на сиденье «Вольво», и с силой захлопнул дверь. Шины «Вольво» взвизгнули по асфальту, и Ганси и Ронан остались вдвоем на освещенной странным тусклым светом автостоянке. В соседнем квартале злобно залаяла собака, гавкнула три раза и умолкла. Ронан потрогал мизинцем бровь — нет ли крови. Ее не было, только наливался здоровенный ушиб.
— Исправь это, — сказал Ганси. Он не был уверен, что сделанное или, напротив, несделанное Ронаном можно легко исправить, но не сомневался, что исправить что-то необходимо. Ронану разрешалось жить в здании «Завода Монут» лишь потому, что он прилично учился. — Что бы ни было. Нельзя, чтобы он оказался прав.
— Я хочу уйти отсюда, — сказал Ронан очень тихо, чтобы только Ганси слышал его.
— Еще год.
— Я не хочу тянуть еще год. — Он пинком отправил камешек под «Камаро». Эти слова он произнес, повысив голос, правда, не в громкости, а в яростной энергии. — Терпеть еще год, чтобы потом на меня надели удавку, как на Деклана? Ганси, я не какой-нибудь поганый политикан. И не банкир.
Ганси тоже не желал стать ни тем, ни другим, но это не означало, что нужно бросать школу. Боль в голосе Ронана свидетельствовала, что ему следует сейчас выкинуть из головы все свои заботы.
— Ты только закончи школу, а потом делай, что хочешь.
Благодаря унаследованным от отца трастовым фондам никто из братьев не был обязан зарабатывать на жизнь, если у них не появится такого желания. В машине под названием «общество» они оказались чем-то вроде запасных частей, но Ронан и Ганси воспринимали свое положение очень по-разному.
Ронан глядел зло, но он был в таком настроении, когда злость могла и не иметь определенной причины.
— Я не знаю, чего хочу. И понятия не имею, кто, черт возьми, я такой.
Он сел в «Камаро».
— Ты обещал мне, — сказал Ганси в открытую дверь.
Ронан не взглянул в его сторону.
— Ганси, я помню, что делал.
— И не забывай.
Когда Ронан захлопнул дверь, по стоянке разнеслось слишком громкое для ночного времени эхо. Ганси присоединился к Адаму, который наблюдал за происходившим из отдаления.
В отличие от Ронана Адам выглядел опрятным, сдержанным и полностью владеющим собой. Он где-то раздобыл резиновый мячик с картинкой Губки-Боба и с задумчивым видом играл им.
— Я уговорил их не вызывать полицию, — сказал Адам. Он хорошо умел улаживать неприятности.
Ганси с облегчением выдохнул. Действительно, сейчас ему меньше всего хотелось еще и выгораживать Ронана перед полицейскими.
Хоть бы сказал, что я правильно веду себя с Ронаном. Посоветовал, как вернуть прежнего Ронана. Подтвердил, что я не приношу Ронану вреда тем, что удерживаю его вдали от Деклана.
Но Адам уже говорил Ганси, что считает, что Ронану нужно научиться самому выбираться из своих передряг. И, похоже, только Ганси боялся, что Ронан приучится жить в грязи.
И поэтому он просто спросил:
— Где Ноа?
— Сейчас придет. Наверное, он задержался, чтобы оставить чаевые. — Адам выпустил из руки мячик и поймал его. Он почти механически хватал пальцами мячик, когда тот летел в его сторону; вот его рука пуста и неподвижна, а в следующее мгновение в ней крепко зажат мячик.
Раз. Два.
— Значит, Эшли, — сказал Ганси.
— Да, — отозвался Адам, как будто ожидал, что друг заговорит о ней.
— Глаз у нее — сквозь стены видит. — Так часто говорил его отец, и выражение стало в семье поговоркой для обозначения чрезмерно любопытного человека.