И, повернувшись к фру Маддерсон, она спросила:
— А вы сколько?
Фру Маддерсон улыбнулась:
— Фрекен Люси такая шутница.
— Ну а ты-то что имеешь? — спросил Вилли, обращаясь к кузине.
— А я — ключ от входной двери,— смеясь, ответила Люси.
Адвокат Скоу всех заглушил, сражаясь со статским
советником, утверждавшим, будто невозможно отрицать, что смертность в новых домах чересчур велика.
— Это опровергается статистикой,— крикнул господин Скоу.— А вы говорите так потому, что начитались газет, которые вечно суют свой нос, куда их не просят.
— И получают свое угощенье,— сказал адвокат Майер.
— А если приходится пользоваться дешевым материалом,— продолжал Скоу,— тому виною лишь жалованье рабочих. Пора бы всем капиталовладельцам сообща ополчиться на эти профессиональные союзы.
— Или же,— господин Скоу обратился вдруг к господину Аску,— что вы думаете об этой проклятой социал-демократии, которая портит нам конъюнктуру чуть ли не,наполовину?
Вильям Аск ответил:
— Я ничего не думаю. Это, надо полагать, тоже партия— с лидерами, желающими иметь место за общим столом.
Фру Лунд, которая очень разрумянилась, продолжая говорить о епископе, сказала:
— И это бы еще куда ни шло, кабы вдова нашего предшественника не сидела у нас на шее. О, господи, я, кажется, способна ее задушить.
Фрекен Сайер, играя глазами, сидела посреди этого шума. В своей кашмирской шали, с плотно сжатым морщинистым ртом, она походила на престарелую Сивиллу.
— Ах, как чудесно,— воскликнула она,— когда вокруг тебя жизнь бьет ключом!
Она водила по столу беспокойными пальцами, будто руны царапала на камчатной скатерти.
Фру Белла Скоу беседовала с Вильямом Аском, лицо которого хранило вежливо-печальное выражение.
— Да, у меня прелестный будуар,— сказала она.— Ведь хочется иметь в доме уголок, принадлежащий тебе и больше никому. По крайней мере, я порою чувствую потребность побыть в комнате, где нет телефона.
Вильям Аск возразил:
— Есть, однако, люди, которые жить не могут без этого трезвона.
Фру Белла слабо улыбнулась.
— Да, верно,— сказала она.— Но когда читаешь, это страшно раздражает.
— Я знаю,— ответил Вильям,— вы относитесь к числу редких у нас людей, покупающих книги.
Лицо фру Беллы не изменило своего выражения:
— Мертвецы мертвецам лучшая компания,— сказала ома. И, возможно, желая себя остановить, она добавила:
— Почему это сегодня не видно чудесных вазочек на серебряных ножках?
Фру фон Хан услышала ее вопрос и бросила острый взгляд через стол.
— Виктория,— сказала она,— да ты же купила новые вазы!
Фрекен Сайер усмехнулась!
— Да, старинные вещицы припрятаны. Эта роскошь, моя девочка, не должна больше биться, покуда я жива.
Фрекен Хольм, которую занимал разговором Вилли, чьи серо-голубые глаза были красноречивее слов, внезапно подняла свой взор.
— Куда вы смотрите, фрекен? — спросил Вилли.
— Я смотрела на вашу тетушку,— ответила фрекен Хольм.
— Мне, ей-богу, кажется, старуха оживает, как только родня начинает вздорить,— сказал Вилли.
Фрекен Люси Майер рассуждала о литературе и о женщинах-писательницах:
— Я нахожу, что у них больше смелости, чем у мужчин.
Вилли, очень мягкие губы которого слегка изогну-, лись, бросил взгляд на Люси.
— Что ты понимаешь под смелостью? — спросил он.
— А тебе не терпится узнать! — И безо всякого смысла она добавила:
— Вилли вообще считает, что достаточно быть красивым.
— Ошибаешься,— возразил ее кузен,— я, к сожалению, считаю, что достаточно быть хорошо одетым.
Фру Маддерсон сказала, засмеявшись:
— А мне от этих дамских романов всегда не по се-бе делается.
— Что же так, фру? — спросил Вилли.
— Но, боже мой, господин Вилли,— сказала фру Маддерсон,— теперь мы никогда не можем быть спокой-ны за наши маленькие интимные тайны,
Они продолжали говорить о литературе, пока Вилли не спросил господина Аска;
— Вы когда-нибудь видели женщину?
— Да,— и Вильям улыбнулся,— случалось.
— А я так никогда,— сказал Вилли,— подозреваю, что они давно уже все на кладбище.
Разговор о литературе разросся и коснулся театра.
Фру фон Хан заявила, что скоро ни за что нельзя будет ручаться, какой спектакль ни возьми.
— Я свою Августу в Королевский театр — и то лишь на Хейберга посылаю да на балеты.
— Да,— сказала фрекен Оттилия,— Бурнонвиль всегда останется Бурнонвилем. Что может быть прекраснее «Свадебного поезда в Хардангере»!