— Подвертывается кой-что,— ответил господин Лау-ритцен, лицо которого осталось совершенно неподвижно.
Посреди гостиной фру Лунд подсчитывала собранные билетики.
— Ну вот, семнадцать,— сказала она,— семнадцать штук.
Все благодарили фрекен Сайер за угощение, а фру Маддерсон шепнула на ухо фру Лунд:
— Я их еще разок почитаю, потом, вот только остальные усядутся за кофе.
— Спасибо,— сказал адвокат Скоу и поцеловал фру Беллу, едва коснувшись губами ее щеки.
Пока лакей подавал кофе, адвокат Майер завел речь об одном бракоразводном процессе:
— Подчас, право же, кажется, нынче у людей ни стыда, ни совести не осталось. В случае, о котором я говорю, у супругов пятеро детей.
Бракоразводное дело, снискавшее шумную известность, заполонило гостиные, и статский советник сказал:
— Да, развод в нашем обществе, того и гляди, обратится в сакраментальный обряд.
— Ха, а иначе я не знаю, для чего ж бы и замуж выходить,— сказала фрекен Люси.
А господин Майер спросил, глядя в лицо чиновнику:
— Но откуда она, вся эта безнравственность? Ведь она положительно свирепствует, разрушая многие семьи.
Чиновник пожал плечами:
— Похоронены принципы, адвокат.
Фрекен Сайер склонилась над чашкой, будто гадала на кофейной гуще.
— Ну-ну, детки,— сказала она,— а я так радуюсь, что у людей прибавляется свободы.
— Отчего же, фрекен? — спросил господин Аск.
Фрекен Сайер, щурясь и мигая, смерила Вильяма взглядом и сказала:
— Милочек, от разговоров с писателем лучше воздерживаться. Однако,— добавила она затем,— мне по нраву скорость и прыть. Помнится, когда я была молода — да, милочек, в те давние времена,— в Тиволи устраивали бег в мешках. Мальчишки бегали, надев на голову мешки. В те времена и в нас было больше детского. Но очень потешно было смотреть, как они резвились
— Этот бег в мешках, кажется, есть и поныне,— сказал Вильям.
Фрекен Сайер улыбнулась:
— Ну, откуда ж мне знать. Я теперь разве что выберусь посидеть на скамье у концертного зала. Впрочем, там тоже приятно. Пейте же, детки, пейте,— ска-зала она, кивая на многочисленные бутылки с ликером.
Адвокат Скоу подошел к лакею, который разливал ликер по рюмкам, и вполголоса спросил:
— Что это за пойло, Лауритцен?
— Можете сами судить по этикеткам, господин адвокат,— с поклоном ответил лакей.
— А теперь нам, старикам, пора и за картишки,— сказала фрекен Сайер.— Не разложите ли столики, фрекен?
Фрекен Хольм, ни. слова не ответив, принялась раскладывать столы.
— Не пойму я, на что тете Вик эта неприятная бледная личность,— сказала фру Лунд, когда фрекен Хольм прошла мимо.
— Ну как же, дорогая,— ответила фрекен Эмилия,— ведь всякому приятно, когда у такой особы — и есть уязвимое место. Ты же знаешь, у нее этот ребенок в Люнгбю.
— Ах, бедняжка,— сказала фру Лунд.— Подумать только — иметь детей еще и вне брака...
— Внебрачная рождаемость, между прочим, убывает,— сказал подошедший к ним господин Вилли.
Фру Лунд рассмеялась:
— Не из-за твоей ли добродетели, Вилли?
— Во всяком случае, если я и сочетаюсь браком, от этого ничто не изменится,— ответил Вилли, поворачиваясь на каблуках.
— Боже,— сказала фру Лунд,— и как мы только терпим этого Вилли в семейном кругу? Он же никакой меры не знает!
— Да ну,— встряла Люси,— другие, право, ничуть
не лучше. Если бы ты знала, что иной раз слышишь на балах.
— И что говоришь! — крикнул Вилли из своего угла, где он, прислонившись к столу, стоял и брыкал ногами.
— Августа,— сказала фру фон Хан дочери, уводя ее за шкаф.— Я тебе говорю, все именно так, как я говорю. Она попросту распродает свои вещи. Иначе почему бы вазочкам не быть на столе? Но знаешь, ты можешь, прохаживаясь этак туда-сюда, заглянуть мимоходом в шкаф с фарфором, чтобы у нас были доказательства. Во всяком случае, я буду говорить со статским советником, как только она усядется за карты. Но ведь вся беда в том, что в семье нет согласья.
Фрекен фон Хан немного помедлила:
— Надо бы, матушка, поговорить сперва с кузеном Скоу.
— Это для чего?
— Для того, что он ведь должен стать опекуном,— сказала фрекен Августа.
— Дитя,— воскликнула фру,— просто невероятно, до чего ты всегда осмотрительна!
— Станешь осмотрительной, матушка,— ответила дочь,— когда всю жизнь в одном тряпье ходишь.
Мать и дочь расстались.
Фрекен Августа прошла в столовую, где мадам Иенсен у буфета подкреплялась кремом, сгребая его суповой ложкой с тарелочек из-под мороженого, а фрекен Хольм подбирала жареный миндаль, выпавший из хлопушек и раскатившийся по всему столу — и вдруг остановилась при появлении фрекен фон Хан.