Он поднялся и добавил:
— Ну что ж, вот я вас и повидал.
Рука фрекен Сайер дрожала, когда он ее взял.
— Но, ради бога, что-нибудь стряслось? — воскликнула фрекен, на лоб которой из-под парика пробилась струйка пота.— Скажите лучше прямо.
Доктор отпустил ее руку.
— Вы же знаете, осторожность никогда не мешает.
— Да, господин статский советник,— сказала фрекен, грудь которой со свистом вздымалась,— но ведь так хочется порадовать молодых.
По лицу советника скользнула улыбка, едва ли различимая.
— Так мы еще увидимся,— только и сказал он.
— И вашей дамой за столом буду я, советник,— сказала, смеясь, фрекен Сайер.
— А свое шампанское вы, надеюсь, пьете — от всяких напастей? — спросил советник уже в дверях.
— По мере необходимости, голубчик,— ответила фрекен.
Статский советник откланялся.
Когда он ушел, фрекен Сайер остановилась посреди комнаты. Она вдруг с такою силой сжала вставные челюсти, что они заскрежетали. И тотчас снова забегала по комнате, вытянув руки перед собой — фигура ее отражалась в двух угловых зеркалах,— взад и вперед, взад и вперед, будто мерялась силами с тайным врагом.
Затем она снова пошла в столовую, где глаза мадам Иенсен острыми шильями впились ей в лицо, а фрекен Хольм, убиравшая стол фиалками, тоже подняла на мгновение голову,
— Ах уж этот доктор,— сказала фрекен Сайер,— ему, конечно же, не терпится узнать, что подадут на обед.
Ответа не последовало. Фрекен отправилась на кухню.
— А зайчатиной так обнесут,—сказала она,— чтоб потом два дня остатки доедать.
И вдруг ее скрипучий голос резко разнесся по коридору:
— Иенсен, милочка, смотрите же, не позабудьте на противне половину спинки — как в тот раз.
Из столовой ничего не ответили, и фрекен Сайер прошла к себе в спальню. Занимаясь туалетом, она запирала свою дверь на ключ. Она долго рылась в шкафах и комодах, пока не извлекла кружева, шаль и вишневого цвета платье. Напоследок она достала свой праздничный парик и повесила его на канделябр подле туалетного столика.
Она собралась было сесть, но вдруг набросила шаль, прикрыв свою полунаготу, и затрясшимися руками — ее часто мучила нервная дрожь, когда она оказывалась перед зеркалом — сорвала с себя старый парик и нацепила на лысый череп новый, торопливо и не глядя на свое отражение. Черный парик сидел косо, и она теребила его пальцами, пока пробор, будто ощерившийся мертвенной белизной посреди черноты, не пришелся над серединою лба.
Затем она снова посмотрелась в зеркало и пригладила букли, торчавшие над висками, точно рога.
Когда голова была убрана, она налила воды в стакан и быстро вынула изо рта зубы, отчего лицо ее сразу опало, точно щелкунчик без ореха. Она промыла челюсти, тяжелые и массивные, и вставила их на место. Два ряда белых зубов, казалось, были еще способны кусать и грызть.
Беспрерывно раздавались звонки, и фрекен Сайер кричала через закрытую дверь:
— Кто там пришел?
Фрекен Хольм кричала в ответ:
— Рассыльный из кондитерской.
— Хлопушки он принес?
— Да, принес.
— Пусть Иенсен покажет их мне.
Фрекен Сайер накинула шаль на кривое плечо. Мадам Иенсен, единственная из всех, могла входить к фрекен во время переодевания. Возможно, фрекен звала к себе прислугу и для того, чтобы хоть немного помешать ее люби» мым занятиям.
Мадам Иенсен поставила перед ней корзину, полную разноцветных хлопушек, и фрекен довольно закачала головою в черном парике.
— Да,— сказала она, улыбаясь,— это такие, как нужно. Дети любят с ними забавляться.
Такие, как нужно, хлопушки были от французского кондитера, и в них были вложены билетики с особо непристойными стишками.
— Поставьте их на стол,— сказала фрекен Сайер,— для молодых это такое удовольствие.
Фрекен Хольм уложила французские хлопушки в стеклянную вазу, при этом уголки ее плотно сжатых губ слегка подергивались.
Мадам Иенсен тем временем воротилась в кладовую в обществе двух кастрюль.
В последний момент прибыл садовник, уставивший углы гостиной помятыми пальмами и другими растениями, которые несли на себе заметные следы частых перевозок и хождения по рукам.
Фрекен Сайер, появившаяся наконец с тюрбаном поверх парика и в кашмирской шали со множеством кистей, ниспадавшей вдоль спины множеством складок, сказала:
— Милочек, я вам говорила, что мне не нужна эта рухлядь, которую вы уже год как развозите на ваших тачках.
— Ей-богу, фрекен, они все как есть новехонькие,— ответил садовник, продолжая расставлять свои растения поврежденной стороной к стене.— Да ведь их не уберечь от пинков в часовнях и всяких таких местах.