Вместе со всеми учился владеть оружием и Ворошилов. Через двадцать лет, беседуя с французской делегацией, на вопрос о том, какова его специальная военная подготовка, он ответит: «Моя военная «карьера» началась с того, что в 1906–1907 годах я… строил вместе со всей нашей организацией большевистские военные рабочие дружины». Знание военного дела пригодится, Ворошилов в этом убежден. Однажды на эту тему он разговаривал с рабочими и закончил беседу словами:
— Не надо забывать, что во время революции массы должны быть вооружены, только тогда она будет успешной. Нам надо научиться руководить вооруженными массами. Мы должны иметь своих командиров…
Последние слова вызвали шутку П. Мальцева:
— Мы, Володя, тебя назначим красным генералом!
— Эк куда хватил, — засмеялся Ворошилов, — какой я, к черту, генерал!
Жизнь, да еще в революционное время, круто изменяет судьбы людей, и луганский рабочий ошибся несущественно: Клим Ворошилов не был генералом, но маршалом стал!
Пока же будущего наркомвоенмора заботили не военные звания, а прежде всего то, что у дружинников не было оружия. И Ворошилов берется его достать.
Сразу же по возвращении со съезда, в мае 1906 года, он отправляется обратно в Петербург в надежде раздобыть там оружие. Однако в столице это не удалось, и Ворошилов едет в Финляндию: там только что распущена Красная гвардия, и оставшееся оружие можно было купить сравнительно дешево. Помогали Ворошилову И. И. Рябков («Пчела») и известный организатор боевых дружин Свиягин.
Купить оружие в Финляндии оказалось не так уж сложно, лишь бы знать, к кому обратиться. Несравненно труднее и опаснее была транспортировка его через всю страну на юг, в Луганск. Не говоря уж о том, что ноша — револьверы и патроны к ним — сама по себе очень тяжела, за такое «мероприятие» его участникам в случае ареста грозила тюрьма, и если было бы доказано, что оружие применялось в деле против властей[5], то и каторга. Всей осторожности и осмотрительности могло оказаться недостаточно, требовались и присутствие духа, и выдержка, и смелость… Ворошилов вдвоем с Рябковым привезли в Луганск 60 браунингов, 20 маузеров и много патронов.
Но и этого оружия было мало. Тогда Ворошилов вновь едет в Финляндию. Действовал он на этот раз один и, выдавая себя за представителя известной в стране фирмы «Зингер», торговавшей швейными машинами, привез в Луганск несколько тяжеленных чемоданов с «деталями» к этим машинам. Теперь почти все дружинники имели оружие.
Снабдив своих товарищей оружием, вместе с ними учась владеть револьвером, Ворошилов в то же время добивается, чтобы употреблялось это оружие только для дела и только по приказанию Луганского комитета РСДРП. Вот, к примеру, рассказ П. Мальцева: «Пошел я на митинг и взял бомбу (был я в боевой дружине). Как, думаю, увижу казаков, так и садану бомбой. Боевая дружина наша обычно охраняла митинг от казаков, оцепив нужное место. Я дежурил на мостике. Копнула меня нелегкая сказать кому-то, что я иду бомбу метнуть в казаков. Сказал и пошел. Не успел отойти и 50 сажен, слышу Володин (Ворошилова) голос:
— Мальцев, иди сюда.
Я подошел. Вижу — Ворошилов дюже сердит.
— Ты чего дуришь?
— Отомстить хочу.
— Я тебе отомщу. Нельзя из-за личных делишек дело подводить. Как тебе не стыдно!
И давай, и давай. Горяч он был и сердит, когда нужно. Напоследок сказал:
— Вот когда будут стрелять — бросай бомбу…» Осмотрительность и выдержка, проявляемые Ворошиловым в подобных случаях, тем более примечательны, что сам он по свойствам своего характера был, и не только в юные годы, действительно горяч и вспыльчив.
Однажды к нему на улице подошел городовой Дубина, позвал к себе и показал сверток с несколькими револьверами, запасными частями и патронами к ним.
— Это ваше, господин Ворошилов, — уверенно заявил Дубина.
Оружие действительно было припрятано Ворошиловым дома, но признаться в этом он не мог и не понимал, как оно попало к городовому. Дубина объяснил: сверток принес пьяный зять Ворошилова, в ту пору сильно Щербина злоупотреблял выпивкой. Городовой не стал докладывать по начальству:
— Заберите да запомните, может быть, мою услугу.
Ворошилову ничего не оставалось, как поблагодарить, забрать оружие и поспешить для объяснения с зятем. Вот что было дальше:
«Щербина был высок и могуч и, судя по всему, значительно сильнее меня физически. Но я не думал об этом: во мне бушевала ярость, которую не могло сдержать ничто. Выхватив из кармана пистолет, с которым я в последнее время не расставался, я со всего маха ударил Ивана Ивановича в висок. Чуть вскрикнув, он мешком повалился на пол, а я кинулся к нему, собираясь, видимо, проучить его как следует. Прижав его голову к полу, я разъяренно допытывался:
5
Такие случаи имели место. Хотя индивидуальный террор прямо противоречил социал-демократической тактике, отдельных рабочих-дружинников все же очень трудно было удержать от нападений на полицейских и администрацию. В Луганске в 1906–1907 годах, в основном эсерами и анархистами, было совершено несколько покушений, в том числе был убит пристав Григорьев.