Правительство России, заимствуя изощренный опыт «западных демократий», в 1892 году построило «Кресты» по образцу прославленных своей «рациональностью» и «строгостью» американских тюрем. В свою очередь, «Кресты» послужили моделью и для других узилищ России — Бутырок, Таганки, Лефортовской, Ярославской каторжной. Все, кто имел несчастье попасть сюда, навсегда сохранили память об этом «новом слове» тюремной архитектуры.
Тюрьма была построена в виде двух громадных коридоров, пересекавшихся под прямым углом, в результате чего и получался крест. Всего было четыре этажа, в коридорах вместо потолков, отделяющих один этаж от другого, — свободное пространство, для прохода же в камеры над стеною каждого этажа сделаны узкие металлические галереи. В центре, где коридоры пересекаются, была устроена высокая стеклянная вышка, откуда в тюрьму проникал свет. Тот, кто стоял внизу, под вышкой, мог, не сходя с места, а только поворачиваясь, видеть все, что происходило в корпусе.
Почти немыслимо было не только завести знакомство с надзирателями или уборщиками, но и просто перемолвиться словом с кем-нибудь: всех всегда и отовсюду было видно. Каждое мгновение надзиратель чувствовал — за ним следит либо старшой с центрального поста, либо другие надзиратели, либо случайно проходящее начальство, а потому ни в какие разговоры не вступал.
Поскольку «Кресты» считались образцовой, так сказать, показательной тюрьмой и именно сюда жаловали иностранные гости для знакомства с местами заключения в России, тюремное начальство считало необходимым, кроме чистоты и порядка, следить и за питанием арестантов. Революционер, попавший в «Кресты» чуть раньше Ворошилова, в мае 1908 года писал: «Предметом удивления явилась Крестовская пища, не идущая ни в какое сравнение с обычной тюремной. Ее можно было есть без всякого отвращения…» Был при тюрьме и кооператив служащих, продававший заключенным товары. Но для этого требовались деньги, а их у Ворошилова не было. Да и наслаждаться тюремной пищей в «Крестах» ему, к счастью, долго не привелось.
В начале октября 1908 года начальство уже решило: возвратить ссыльного Ворошилова «по принадлежности» — в Архангельскую губернию. 6 октября в Петербургском губернском жандармском правлении на Ворошилова был составлен «открытый лист», в котором наряду с уже упомянутыми приметами указывалась и особая — «на лбу шрам». А после этого его этапным порядком отправляют в Архангельск. 15 октября он уже в тамошнем тюремном замке — теперь его стерегут: вдруг убежит опять?
20 октября архангельский губернатор уведомлял пинежского исправника: «…скрывшийся из Пинежского уезда поднадзорный Климентий Ефремов Ворошилов задержан и ныне вновь доставлен в Архангельскую губернию, причем местом водворения ему мною назначен Мезенский уезд. Переписку о Ворошилове предлагаю Вам отправить Мезенскому исправнику».
Далеко на севере Архангельск, не близко и Пинега, но Мезень — несравненно дальше. В летнюю пору дороги по суше туда не было, добраться можно только морем. Начальство выдержало Ворошилова около месяца в тюремном замке, и лишь в ноябре, когда установился санный путь, отправился он в сопровождении жандарма мимо Холмогор и Пинеги в дальнее, 600-верстное путешествие.
Вновь уже знакомая дорога от Архангельска по правому берегу Двины, вновь покрытый снегом лес. Смеркается. Тяжело на душе, кто знает, что ждет его?
Город Мезень поблизости от Полярного круга — на 66-м градусе северной широты — и так невелик, что не требовалось и двадцати минут, чтобы пройти по единственной его немощеной улице. В конце ее стояла городская тюрьма, обыкновенный деревянный дом, отличавшийся от других оградой — тыном из вековых бревен. Концы их, словно заточенные карандаши, торчали чуть ли не выше самого дома. Ни единого каменного строения, кроме маленького зданьица уездного казначейства, две деревянные церкви — вот и все достопримечательности Мезени. Задворки городка уже стояли на краю бесконечной тундры.
В этом городке Ворошилову пришлось пробыть около года. Жизнь политических ссыльных была очень нелегка, и первая забота, одолевавшая их, — как добыть средства для существования. Правительство, посылая революционеров в ссылку, выдавало им пособие на прожитие, но оно было совершенно недостаточным: 6–8 рублей в месяц рабочим-революционерам, 12–13 рублей тем из ссыльных, кто имел образование не ниже среднего. Большая часть этих денег уходила на плату за квартиру. Получить же квартиру было непросто — местные жители относились к врагам «веры, царя и отечества» настороженно, нередко неприязненно. Поскольку и питание в северных областях было недешевым, становится понятным, что большинство ссыльных, не имевших собственных денег, обрекалось в буквальном смысле на голодное прозябание. Приходилось всеми способами искать заработков, но уже упомянутое «Положение о надзоре» запрещало ссыльным заниматься всякой педагогической, врачебной, торговой и многими другими видами деятельности, к физической же работе были привычны далеко не все. В то же время параграф 37 положения гласил: «Поднадзорные, уклоняющиеся от занятий по лености, дурному поведению или привычке к праздности, лишаются права на получение пособия от казны».