8. Разгром Ростова
Белая армия уже падала в своем наступлении. Отступала. Под напором конницы Буденного открылся путь к Ростову и казачьей столице Новочеркасску. Когда 1-я конная подошла к Новочер-касску и был уж виден вдали на высокой горе золотой крест Новочеркасского собора, перед решительным боем в сведенное каре буденовцев помчался на золотом донце Ворошилов. Осаживая в середине необъятного конного каре жеребца, Ворошилов закричал не своим, сиплым голосом: "Бойцы и командиры! Товарищи первой конной! Мамонтовские корпуса еще пробуют задержать наш большевицкий напор! Но нет у них пороху, весь вышел! Выдохлись золотопогон-ники! Уж бегут из Новочеркасска куда глаза глядят! Бойцы! Еще один удар, и мы сломим Ростов и Новочеркасск и ворвемся в гнездо издыхающей контрреволюции! Разобьем врага рабоче-крестьянского дела! Вперед к победе! За советскую власть! Ура!" - И Ворошилов выхватил шашку на метнувшемся от криков коне.
- Даешь Ростов! - ревело по степи, и бойцы, кто в штатском пальто, кто в английских ботинках на босу ногу, кто в шевровых дорогих сапогах, снятых с расстрелянных офицеров, кто в шинелях, кто в бабьей шубе,- зашумели, сминая каре, выхватывая шашки.
Ворошилов тронул к стоявшим группой командирам. Солдаты-генералы Городовиков, Тимошенко, Летунов, Апанасенко, Бахтуров, Ракитин, Тюленев сидели на первоклассных скаковых конях. На полкорпуса впереди всех, в зеленой бекеше, покручивал черный "конский" ус Буденный.
- Приказывай, Семен Михалыч! - бросил Ворошилов. И Буденный, обернувшись к командирам, высоким мужицким тенором подал команду. Командиры рысью тронули к частям.
Уже выпал снег. Стояли морозы. По необъятной снежной донской степи развертывалась конница Буденного в бой за Ростов и Новочеркасск. От комкора Думенко прискакал с "лятучкой" ординарец, где корявым полуграмотным почерком доносил разбойный комкор, что согласно приказанию вступает в бой за Новочеркасск.
Белому оплоту - Ростову и Новочеркасску - эта мужицкая конная армия страшна.
Но хоть и потрепанная рейдом, боями, прошедшая навстречу Буденному маршем 30 верст, белая конница генералов Мамонтова и Топоркова встретила Ворошилова с Буденным под Ростовом и Новочеркасском достойным жестоким отпором. Это был грандиозный бой. Почти на десять верст в одну линию развернулись красная и белая кавалерия. За боевыми линиями квадратами стояли резервные колонны поддержек. С гиком, блестя на снегу блеском шашек, сходились в шашечной рубке красные и белые лавы. Линии конных масс волновались, изгибались то в ту, то в другую сторону, наседая друг на друга. Гремели орудия, трещали пулеметы и точно море волновались огромные конные волны, носясь по степям. Совсем бы туго пришлось зажатому под Новочеркасском разбойному мужику Думенке, если б, все ж опрокинув мамонтовцев, не ринулся, как зверь, Буденный и на плечах белых не ворвался б в Ростов.
С ревом, гиком, улюлюканьем, полуоборванные, дорвавшиеся наконец "гарбануть" неслись по богатому Ростову буденовцы, где на столбах качались еще люди, повешенные генералом Кутеповым, украсившим по своему вкусу город теми, кого подозревал в большевизме.
Во дворец Парамонова, откуда только что бежали, отступая, белые штабные генералы и где еще не высохли следы от их сапогов, вошли победители - реввоенсовет во главе с Ворошиловым, Щаденко, Буденный, Думенко, солдаты, командиры, Зотов, Городовиков, генерал Клюев. А Ростов застонал, утонул в ночном невиданном, неслыханном грабеже и разгроме.
Под ленинский лозунг - "Грабь награбленное!" - город задохнулся в убийствах и насильях дорвавшихся до солдатской радости мародерства буденовцев. Тут бы самого Маркса повесила на фонарном столбе кверх ногами эта мужицкая, пугачевская конница.
Напрасно в колонном зале парамоновского дворца бушевал, шумел перед командирами Клим Ворошилов:
- Прекратить грабеж! Гады! Позорят армию! Разослать по частям коммунистов!
Где там!
Сам Буденный усмехается ослепительной животной улыбкой.
- Та нехай, Клим Ефремыч, трошки разомнутся бойцы, трошки грабануть буржуякив.
Разбойный комкор Думенко, с кирпичом мужицкой бороды до пояса, только хохочет перед главой реввоенсовета.
- Каких таких коммунистов разослать? У нас в армии нет коммунистов и не было! Дай бойцам взять, что хотят! Что тебе жалко? За что они кровь проливали? - Звякнул шпорами и ушел из двора Думенко, пьяный легендарный рубака, как отец, любимый бойцами.
Но это почти уж восстанье. Командир корпуса поощряет грабеж? В эту ночь кавалер ордена Красного Знамени и обладатель полученных из рук Троцкого золотых часов с выгравированной надписью "Лучшему солдату Красной Армия", Думенко в штабе среди кутежа с девками и бойцами собственноручно застрелил политического комиссара корпуса коммуниста Микеладзе. И в разгульном пьянстве грозил открыть фронт белым генералам, если реввоенсовет будет еще "заступаться за жидов и коммунистов!".
Острая телеграмма пришла врагу Ворошилову от Троцкого: "Жалобы на бесчинства и злоупотребления властей не прекращаются. Считаю безусловно необходимым положить конец насилиям со стороны недисциплинированных частей. Сообщают, что не хватает силы для обуздания насильников. Необходимо наказывать виновных на месте. Ни одно бесчинство не должно оставаться безнаказанным. Ответственность возлагается на реввоенсовет армии. Предреввоенсовета Троцкий".
Это второй раз ревтрибуналом грозит Ворошилову Троцкий: ведь это его ж, Ворошилова, бунтарское детище утопило Ростов в водке, в крови, в хаосе разинских душ.
Но любимый красными бойцами казак Думенко Ворошиловым уже арестован, а за городом глава реввоенсовета приказал выстроить свою пьяную конницу.
И когда Ворошилов выехал во главе командиров на пляшущих, грызущих мундштуки, брызгающих пеной красавцах донцах перед конницей, строй задрожал от пьяного "ура!" и взвизга обнаженных сабель.
Ворошилов ждал, пока смолкнет строй, потом зачитал с седла приказ от 10 января 1920 года за номером третьим: "Честь и слава вам, красные герои! Революционный совет конармии от лица советской республики приносит глубокую благодарность героям красной кавалерии. Но вместе с тем, реввоенсовет не может не обратить вниманья, бойцы, что темные элементы, примазавшиеся к армии, объединившись с уголовными преступными элементами, совершили ряд гнусных разгро-мов лавок, винных погребов и квартир. Пойманные хулиганы, спаивавшие несознательных бойцов, при допросе оказались переодетыми офицерами белой армии",- лгал было с коня Ворошилов. Но строй не хотел слушать, зашумел, заколыхался, понеслось:
- Кончай! Буденного! Даешь Буденного! - заревел строй.
К Ворошилову выбросил шпорами коня Буденный, завертел коня перед строем.
- Говори! - бешено крикнул Ворошилов.
И Буденный высоким голосом перед хмельной, непротрезвившейся от ростовских погребов конницей, закричал по-солдатски, по-простецки, с крепким матом и солеными словами.
- Товарищи! Всех родов кровопийцы, посягатели на нашу молодую, можно сказать, революцию мечутся из угла в угол и не находят себе места! Товарищи, ростовский и других углов пролетарьят не пользовался советской властью, он только увидел ее на самое малое время! Мы являемся, как освободителями, наша задача енергичней удерживать в этом вертепе буржуазного разврата более слабых товарищей к грабежу, насилию и пьянству. Хмельных напитков ни капли в рот! - вдруг что есть мочи с седла гаркнул Буденный.- Что мы сделали? Нас хлебом-солью встречали, а мы в пьяном виде грабеж! Долой контрреволюцию! Да здравствует советская власть! Да здравствует непобедимая 1-я конная! Да здравствует мировая революция! Ура!
- Ура! - загремел строй.
Но Ворошилов отъезжал от войск сумрачный, злой.
Ростовское мародерство и пьянство конармии дало передышку белым. Они укрепились под Батайском, и когда Ворошилов вывел конармию в бой, где некогда у реки Каяла дрался князь Игорь с половцами, восемь жесточайших конных атак буденовцев отбили белые. Через реку по льду в сумерках пошли карьером в последнюю атаку, и Ворошилов в этой атаке вместе с лошадью опустился под лед в выбитую снарядом полынью; еле вытащили Ворошилова бойцы.