— По–моему, вы сами немного наклюкались.
Дружелюбным голос констебля назвать было нельзя.
— Да я выпил всего три виски и стакан пива! Я спрашиваю вас: что это за мужчина, который этим наклюкается!
Голос наверху понизился до нежного мурлыканья. В дальнем конце конюшни с раздражающей монотонностью била копытом лошадь.
— Ваш приятель?
Бродяжка покачал головой.
— Не знаю. Может, и приятель. Это я и хочу узнать. Друг он мне или нет.
— Бросьте это. Я не могу позволить вам шляться здесь. И, похоже, ваше лицо мне знакомо. Не мог я вас видеть на скамье подсудимых?
Полисмен гордился своей памятью на лица. Он часто не мог запомнить имен, но никогда не забывал лиц. Память его не подвела и на этот раз. Подозрительный субъект поднялся со ступеньки и стал рядом со стражем порядка.
— Правильно. — Он держался на ногах слегка неуверенно. — Девять месяцев за мошенничество.
Сказать по правде, его осудили за мелкую кражу и отправили за решетку всего на месяц, но и у воришек есть своя гордость.
Можно ли человека, ранее судимого за мошенничество, арестовать по закону о предупреждении преступлений, если он сидит у дверей чужой квартиры? Констебль никак не мог решить эту задачу. В конце концов он стал инстинктивно оглядываться по сторонам в поисках начальства, но его рядом не оказалось. Ему в голову пришла спасительная мысль.
— Что у вас в карманах?
Маленький человек развел руки.
— Валяйте, обыскивайте. Права у вас такого нет, но так и быть — разрешаю.
И снова он озадачил полицейского, который был еще молод и не очень–то разбирался в своих правах и обязанностях.
— Ладно, проваливай. И не дай Бог еще увижу, что шляешься здесь.
Если бы бродяга стал спорить или отказался уходить, он мог бы арестовать его за «оказание сопротивления», «вызывающее поведение» — да мало ли за что еще. Но тот ничего такого не сделал.
— Хорошо, — кротко ответил он и пошел прочь.
Полисмена так и подмывало вернуть этого полуночника и вытрясти из него все, что тот знал. Но вместо этого он ограничился тем, что проводил глазами подозрительную личность. Было без четверти два ночи. Страж порядка отправился к месту, где должен был встретиться со своим сержантом.
Что же касается мистера Тиклера, то он неуверенной походкой взял курс на Портленд–плейс, по дороге осматривая каждый порог в надежде найти окурок сигареты или недокуренную сигару.
— Что толку плакаться, — бормотал он про себя, — мог заработать кучу денег и — сплоховал! А нет, так заложил бы этого певца! Шантаж приносит легкие деньги — если найти, у кого их взять.
Тиклер остановился у палатки на Оксфорд–стрит и выпил чашечку обжигающего кофе. Средства у него еще водились: были деньги на автобус, если бы тот еще ходил, хватило бы и на ночлежку. Подкрепившись, он продолжил свой путь по Риджент–стрит.
И снова судьба, уже в последний раз, послала ему предостережение: неожиданно он столкнулся с Кремнем Смитом. Правда, Тиклер с радостью избежал бы этой встречи, но улизнуть от Кремня было практически невозможно.
В тени неосвещенной магазинной витрины стоял коренастый мужчина в наглухо застегнутом пальто и котелке, сдвинутом, как обычно, на затылок. Невозмутимая физиономия, багровей, чем у самого Тиклера, и огромная трубка, вечно извергающая клубы дыма, слишком хорошо были известны всему преступному миру Лондона. То, что инспектора звали Кремнем, никакого отношения к его личным качествам не имело. Это имя ему дали при крещении. Его отец был букмекером[4] и назвал своего новорожденного сына в честь одной лошади по кличке Кремень. Самым замечательным было то, что этот скакун оказался неудачником. Будучи фаворитом Дерби[5], он проиграл состязания, чего, собственно, и ожидал от него папаша Смит, поставивший на это все свое состояние.
Сейчас Кремень Смит явно стоял в засаде, поджидая добычу. И его вполне можно было принять за статую, высеченную из красного кирпича.
— Эй! — негромко прозвучало из статуи.
Раздумывая, не лучше ли попытаться удрать, Тиклер неохотно остановился. Расправив плечи и придав походке беспечность, он медленно приблизился к сыщику. В нем жила слабая надежда, что его не узнали.
Но Кремень Смит принадлежал к тем немногим людям, чей мозг напоминал картотеку. Ни один преступник, даже самый мелкий воришка, который проходил через его руки, не исчезал из его памяти.