Расстройство замечают не сразу, потому как стоит выйти из дому, как голова проясняется, руки просят работы, а… хм, тело — любви. И только сунется мужик обратно в светелку, прижать жену на вышитом покрывале, как дымок снова делает свое дело.
Таське тоже поначалу помогло, но потом ее мужик Варьку на сеновале от души повалял. Пришлось женщине убирать средство, если хотела при муже остаться. Убрала. К лету снова люльку качала.
А семейство ткачей многочисленно… Может, хозяйка решила отдохнуть от чрезмерного внимания благоверного? Только тот оказался не в пример вернее Таськиного мужа и на сторону ходить брезговал.Я прошла в комнату и приступила к поиску. Осмотрела вазу, шкатулку, сундук и стену за ним, подняла половик, заглянула под кровать. Ничего.
Неужели настоящее расстройство? Странно, что нет других симптомов, такие болячки обычно любят компанию. Тут хочешь, не хочешь, а десятком риниров придется пожертвовать. Или травница, закончив работу, убрала? Если так, мужик должен был уже поправиться, но не зря же он так кулаки сжимает.
Все подходящие места я осмотрела, не положишь же тлеющую деревяшку под матрас или в сундук между бельем, так и до пожара недалеко.
Подталкиваемая ветром занавеска взлетела и опала. Теплый летний вечер, до темноты еще далеко, запахи свежевскопанной травы перемешивались с ароматом цветов. Я обшарила подоконник, раму и... В углублении между ставнями рука наткнулась на железную коробочку. Бабушка, как всегда оказалась права, сперва надо исключить очевидное.
Корешок все еще тлел, и почти незаметный дым проходил сквозь неровные пробитые отверстия и тут же рассеивался.Я осмотрела остальные окна в комнате, и достала еще две курительницы. Основательно, если бы не открытые окна, хозяев в один прекрасный день не добудились бы вовсе.Открыв коробочки, я от души поплевала внутрь. Затухая, корешки издали едва слышное шипение. Закрыв, я убрала курительницы в карман и вернулась в светелку.
— Все в порядке, — сказано было с улыбкой, но мою радость не спешили разделять. — На опочивальне сглаз. Переберётесь в другую комнату, и все сразу наладится, — повернувшись к Рее, я спросила. — Не хотите ли помочь господину магу?
Рея отрицательно замотала головой, и даже открыла рот для отказа, но вытащенная невзначай из кармана коробочка изменила ее решение. Отрицательные кивки сменились на утвердительные, женщина даже вскочила с лавки от усердия. И желания — оказаться подальше от домика ткача, которого так усиленно лечила.Ответы на любые вопросы, на самом деле, лежат на поверхности, в который раз убеждаюсь в этом.
Дом Керея мы покинули в полной тишине. Питриш вышел первым, лесорубы следом, потом на улицу юркнула травница. Рион схватил меня за руку и прошептал:
— Она не маг, раз не видит печать.
— Поблагодарим Эола за маленькие радости, — так же тихо ответила я.
В трактире лесорубы вернулись к прерванному ужину, Питриш занял место у стойки. Сев за столик я выложила перед Реей жестяные коробочки.
— Почему ткач? — спросила я.
— Выбрали дом позажиточней, — пожала плечами женщина.
— Что это? — спросил Рион.
— Лентяй-трава, ее дым отбивается всякую охоту к… к чему бы то ни было, — ответила я, парень фыркнул, выражая отношение к подобным народным средствам. — Почему вовремя не убрали? — я указала на курительницы.
— Всего не упомнишь, — пробормотала Рея. — Не успели мы…
— Мы? Кто еще в этом участвовал? — спросил парень, а мне сразу вспомнилось усталое и встревоженное лицо жены ткача.
— Вам-то, что за дело, господин чаровник? — развязно спросила Рея, — В Вышград на меня донесете? Да и ладно. А кто людей лечить будет, кто роды принимать? Сами что ли возьметесь? Все вам бы магам на нас травниц напраслину возводить…
— Лечить? Напраслину? — поднял бровь Рион.
— Да брось, чаровник, ничего бы с Кереем не сталось, охолонул бы с недельку и снова к женке…
Я достала из кармана тряпку, в которую было завернуто псише, и молча положила рядом с коробочками, прерывая браваду травницы. Если уж она собралась страдать за правду, пусть страдает за всю.
— Ваше?
Рея побледнела. Потом посерела. На нас оглянулись, Питриш нахмурился, но вмешиваться не стал.
— Воды, — попросила женщина и, не дождавшись разносчицы, стала заваливаться вбок, старательно кося глазами. Пожалуй, слишком старательно.
Но доиграть обморок до конца не смогла, в последний момент ухватилась рукой за лавку, чтобы не приложиться об оную головой. Так что, сочувствия не нашла не только у меня, но и у Риона. Чаровник щелкнул пальцами, и на ладони зажегся маленький огонек, отразившийся в глазах парня. Это подействовало лучше всяких уговоров.
— Это все Лиска. Племяшка моя, — я бросила взгляд на парня, но тот остался спокоен. — Она прошлым летом у нас тут появилась. Говорила, что Пелагеи дочка, сестры моей молочной.
— И вы ей сразу поверили? — удивилась я, у нас бы в Солодках годов пять прошло, прежде чем маслобойщик признал невесть откуда взявшегося сына. Пять лет работы на сыроварне, пять лет чистки сараев и сборки урожая. Неблагодарное это дело — набиваться в родню, работать заставят, вместо того, что бы дом отписать, да серебряными динами осыпать.
— А чего ж не поверить? — хмыкнула травница. — Она же с Пелагеей на одно лицо. Породу сразу видать, что у собак, что у коней, что у людей. Лиска — девка бедовая, да до мужиков охочая. Точь-в-точь как Пелагея, — женщина говорила, а взгляд ее слезящихся глаз не отрывался от старого куска ветоши. — Обычно кобели и сами рады стараться, а тут… Как-то нарвалась девка на Керея, а тот возьми да и отвернись. — Рея взяла со стола тряпку и стала комкать в руках. — Обидно ей, все слюни пускают, а этот морду воротит. Она все и придумала.
— Она знала о силе корешков? Вы ее ремеслу учите? — спросила я.
Тетка обожгла меня злым взглядом. Рион чуть качнул огоньком, и она торопливо продолжила:
— Болезнь я подсказала, Лиске хотелось, чтоб хворь постыднее была, чтоб он глаза прятал. Курительницы она подложила. Исхитрилась на день к ткачихе помощницей устроиться, когда они перины выбивали. Потом должна была убрать, когда Керей мошной тряхнет.
— Зеркало откуда? — не вытерпел Рион.
— Зерцало-то? Так Лискино, попросила подержать покамест, — нарочито небрежно сказала травница, что совсем не вязалось с ее напряженным взглядом и руками, вцепившимися в старую тряпку.
— И вы согласились?
— Ага, боязно конечно было, но одна она у меня кровинка остала-а-а-ась, — на последнем слове тетка вдруг завыла, чаровник от неожиданности сжал ладонь, и огонь с тихим «пых» погас. На нас обернулось пол зала. — Сказала, что подарок, думаю, вра-а-ала. Украла, поди. Но у Питриша никто не хватился, вот я-я-я и успокоила-а-а-ась, — Рея начала всхлипывать и уткнулась в тряпку.
— Вчера что случилось? — Спросила я. — С козой?
— Я болезнь изгна-а-а-ала, — парень поморщился, и тетка, размазав грязь по лицу, уже спокойней продолжила. — Скотину зарезала. Нюлька должна была к ночи, покамест никто не видит, тушу забрать, чтоб не пропала, значит. Не думайте, сами бы есть не стали, на торги свезли, аль Питришу, — она кивнула на трактирщика, — за гроши сдали. Чужакам все равно, не знают, не бредят.
В целом, я была с ней согласна, мясо есть мясо, особенно если учесть, что изгнание — полная чушь. Но все равно слова травницы оставили после себя какой-то кисловатый привкус. Наверное, так ощущается гадливость.
— А Лиска? — спросил Рион.
— А что Лиска?
— Зачем меня на сеновал потащила? — спрашивая, парень отвернулся, не от тетки, от меня, словно это могло иметь хоть какое-то значение. Да развлекайся он там с целым хороводом красоток, я бы не почесалась.
— Молодой вы еще, неужели сами не догадываетесь, зачем девки парней туда тащат? — Рея прищурилась, парень тут же разозлился.
— Я спрашиваю, не для чего, а почему она меня позвала?
— Кто же знает, — тетка вздохнула. — Пожалела или отвлечь хотела от мыслей ненужных…
Я хмыкнула, к вящему неудовольствию чаровника. Лиска зря только время потеряла, у нас и с нужными — беда.