Она дышала тяжело, ртом к моему рту, и, господи, как же я был возбужден. Я немного снизил темп. Хотелось не торопясь, медленно целовать ее там, где она не позволяла прежде: грудь, внутренняя сторона бедер, россыпь родинок на спине.
Над ключицей, там, где ее шея плавно переходила в линию плеч, было особенно чувствительное место. Она вздохнула от удовольствия, и, насладившись звуком, я приник к ней ртом. Стоило мне коснуться ее идеальных сосков, как она прильнула ко мне, словно похоть лишила ее сил и она не могла устоять на ногах. Я мягко уложил ее на пол и спустился к ней, своим телом против ее тела. Втянул ее сосок в рот, позволяя руке скользнуть на внутреннюю сторону ее бедра – на ней было черное кружевное белье, подчеркивающее белизну кожи, – и остановился там, где ее бедра соединялись друг с другом. Я хотел, чтобы она хотела этого. Пальцем провел вдоль кружева, так что она вздрогнула, изогнувшись подо мной. Интересно, касался ли ее кто-то прежде – здесь, вот так. Контролировать себя было практически невозможно. Я вдохнул запах, исходящий от ее волос, – аромат свежевыстиранных простыней.
– Ты все еще управляешь собой?
Она кивнула. Но я ощущал, как она дрожит, и едва не закричал: «Ты лжешь!»
– Останови меня, – сказал я. – Если ты управляешь собой, останови меня.
Я избавился от спортивных штанов, запутавшихся на ее щиколотках, и она подняла на меня абсолютно стеклянный взгляд – как если бы меньше всего на свете хотела останавливаться.
И тогда я наконец пришел в себя. Моя игра становилась токсичной. Я тяжело вдохнул воздух, наполняя легкие до краев. Я мог бы взять ее сейчас, и она бы позволила. Но так было бы нечестно – я манипулировал ею. Она затаила бы на меня злость и обиду и имела бы на это полное право – замкнулась бы в себе, и я потерял бы ее. Ее признание – единственное, в чем я действительно нуждался.
– Кому ты принадлежишь?
Она облизнула пересохшие губы, сомкнула ладони на моих предплечьях. Чуть надавила, притягивая меня к себе. Она просила меня о чем-то, но молча. Я сдержался – так, как она сама меня научила. Она качнула головой, не понимая, в чем дело.
Я перехватил ее взгляд, заставил не просто посмотреть на меня, но увидеть.
Положил ладонь на ее грудь. Ее сердце билось… для меня.
Я хочу ее. Я хочу ее. Я хочу ее. Пожалуйста, Оливия. Пожалуйста, разреши мне овладеть тобой…
– Кому ты принадлежишь?
Ее взгляд плавился, будто магма. Она поняла – и обмякла, будто бы обессиленная. Сказала мягко:
– Тебе.
Ее уязвимость, ее тело, ее волосы – все в ней пробуждало во мне непреодолимое желание. Никогда в своей жизни я не хотел никакую женщину так, как хотел ее.
Я запрокинул голову, закрыл глаза и отпрянул от нее.
Не смотри. Если посмотришь, все закончится тем, что ты окажешься внутри ее.
– Спасибо.
И я ушел, так быстро, как только мог, чтобы принять ледяной душ.
Следующую неделю она отказывалась даже смотреть на меня.
Глава 7
Звонит телефон, и я с неохотой разлепляю глаза. Сквозь шторы не проникает ни малейшего света, а это означает, что сейчас слишком, мать его, рано либо слишком, мать его, поздно, чтобы кому-то звонить. Но я нажимаю на кнопку «ответить» и прижимаю телефон к уху.
– Утра.
– Калеб?
Я сажусь в кровати, оглядываясь на Джессику – не разбудил ли ее. Она спит на животе, и ее лицо словно бы прячется за копной волос.
– Да? – Я протираю глаза и чуть приподнимаю колени.
– Это я.
У меня занимает несколько секунд понять, кто «это я».
– Оливия?
Смотрю на часы – те показывают 4:49. Опускаю ноги с кровати, придерживая телефон между ухом и плечом. Прежде, чем она успевает хоть что-то сказать, я уже натягиваю брюки и ищу туфли.
– Калеб, прости… Я не знала, к кому еще обратиться.
– Не извиняйся, просто говори, что случилось.
– Добсон случился. – Ее голос тороплив и невнятен. – Он посылал мне письма целый год, а прошлой ночью сбежал из Селбета. В полиции считают, он направляется сюда.
Я отстраняюсь от телефона, лишь чтобы влезть в рубашку.
– Где Ноа?
Тишина на той стороне провода растягивается так долго, что я беспокоюсь, не повесила ли она трубку.