– Да, – прошептала она, ее карие глаза широко распахнулись.
– Ты держишь руку на шее.
– Да.
– Да. Когда ты посмотрела в зеркало в ванной и увидела синяки, что ты сказала сама себе?
Ее голос стал очень тихим.
– Ничего.
– У тебя начались месячные? Когда ты была в душе, в стоке была кровь – это месячные начались?
Марисоль отвела взгляд.
– Эм, нет. Не начались.
Ему пришлось ждать какое–то время, прежде чем она снова посмотрела на него.
– Я не такой, как ты, Марисоль. Мне... так жаль. Но я не для тебя.
Внезапно он увидел, что ее грудь начинает вздыматься все быстрее и быстрее.
– Ты пугаешь меня.
– Прости. Ты представить себе не можешь, как мне жаль.
С этими словами он вывернул верхнюю губу и выпустил клыки, издавая рычание.
Сола слышала лишь гулкие удары своего сердца, когда человек, которого она думала, что знает, стоя перед ней, выпустил... клыки. Клыки, которые она могла бы принять за фальшивые… только вот они выдвигались.
И росли все длиннее у нее на глазах.
– Мне так жаль, Марисоль.
Эссэйл, должно быть, сказал что–то в этом духе. Она не могла расслышать ни единого гребаного слова.
Ее глаза скользнули по его лицу, шее... плечам... грудной клетке. И она ясно видела то, о чем задумывалась, не отдавая себе в этом отчет – за последние сорок восемь часов он, похоже, оброс пятьюдесятью фунтами мышц, его кожа больше не свисала, тело начало возвращаться к своей прежней форме.
В ее голове стремительно проносились мысли.
Она никогда не видела его в дневное время.
Его стеклянный дом был окутан странными плотными драпировками, которые, как она думала, были для сохранения уединенности, но теперь?
Затем свет, который включался и выключался сам. Люди, которые…
Внезапно у нее закружилась голова. Его кузены. Все, кто были здесь в этом здании.
Док Джейн приходила и уходила из его дома, хотя – Сола подумала об этом только сейчас – к особняку не подъезжало никаких машин, чтобы привезти или увезти ее. То же самое можно сказать и о Рейдже. Эрике и Эвэйле.
Затем Сола вспомнил кровь вокруг слива в душе ... и синяки на своем горле. На ее... яремной вене.
– О, Боже.
Без единой сознательной мысли она повернулась и выбежала из комнаты, быстро и изо всех сил неслась по коридору, без всякой конечной цели… ядерная паника придавала ей ускорение.
Но потом ее целью стал яркий свет, словно горизонт, как воплощение свободы, и приблизившись к нему, она распахнула стеклянную дверь и ворвалась в…
Это был бассейн. Бассейн олимпийских размеров.
Она только подумала об этом, как Эссейл появился прямо перед ней. Из воздуха, совершенно внезапно.
Сола закричала, звук эхом отразился от огромного плиточного куполообразного потолка. Она споткнулась, когда попыталась развернуться и снова бежать. Жестко приземлившись на пол, она перевернулась на спину и попятилась от него, по–крабьи перебирая руками и ногами, ужас и неспособность разума осознать то, что он демонстрировал ей, рассказывал ей, превращало происходящее в кошмар.
Это не могло быть реальностью…
Эссейл оставался на месте. И, в конце концов, тот факт, что он не приближался к ней и не был агрессивен, каким–то образом сумел прорваться сквозь ее ужас.
Сола перестала судорожно дергать руками и ногами и осела задницей на плитку. Ее дыхание все еще вырывалось из легких, страх по–прежнему ревел в груди... и все же он выглядел...
Как убитый горем.
Эссейл стоял там, без рубашки и дрожал всем телом, в его глазах плескалось столько боли, что при других обстоятельствах она бы заплакала…
– Эй, народ, у вас все нормально? Нужна помощь?
Сола развернулась на мужской голос. Тот огромный блондин, Рейдж, высунулся из двери и выглядел так, будто был готов вмешаться, если это необходимо.
Он не человек, подумала она.
Он вампир…
Она была окружена ими. Господь Всемогущий, ее бабушка была на больничной койке, и…
Солу затошнило, и она, увидев стопку полотенец, поползла к ней, ее ладони и обувь скрипели по влажной плитке, желудок избавлялся от завтрака, пока она пыталась схватить хоть что–то, чем могла его поймать.
Краем глаза она увидела, что двое мужчин – вампиры – разговаривают. Рейдж качал головой, будто не одобрял его действия, но Эссейл стал всем телом между ней и другим мужчиной, словно не собирался допускать никакого вмешательства.
Этот запах Эссейла, пьянящие темные специи внезапно заглушили запах хлора в воздухе.
– Ты все исправишь, – сказал Рейдж. – Ты должен все исправить, чувак. Или это сделаю я.
Эссейл что–то сказал, и мужчина – вампир, гребаный вампир – ушел.
– Ты убьешь меня, – прохрипела она.
– Нет. Здесь никто не причинит вам вреда. – Эссейл кивнул в сторону выхода. – И как только твоя бабушка получит медицинскую помощь, вы обе сможете уйти. Ты никогда... ты больше никогда не увидишь никого из нас. Даже не вспомнишь…
– Я все запомню, – выдохнула она. – Я буду помнить…
– Нет, не будешь.
Головокружение вернулось, когда она анализировала, что это значило.
– Что ты собираешься со мной делать?
– Я сделаю так, чтобы ты не вспомнишь об этом. Все исчезнет из памяти, это мгновенье здесь и все, что было до него, все, что имеет отношение ко мне, не будет для тебя существовать. Ты будешь свободна от всего этого, когда вернешься в свою жизнь.
– Я не верю тебе.
– Но это правда…
– Сколько раз ты мне уже лгал?
– Марисоль ... – Когда его голос надломился, он прокашлялся. – Марисоль, рядом со мной тебе никогда не причиняли вред, и я не допущу, чтобы что–то причинило тебе беспокойство или боль.
– Это неправда, – грубо сказала она. – Ты предал меня. Мне больно сейчас.
Он закрыл глаза и опустил голову.
– Мне так жаль…
– Отойди от меня, – потребовала она. – Я не хочу, чтобы ты приближался к моей бабушке. И знай. Если кто–нибудь из вас что–нибудь сделает с ней, я убью всех вас. Мне все равно, кто ты, и я хочу, чтобы ей отменили все лекарства или чем вы ее там пичкаете, сию же секунду, черт возьми. Мы с ней сейчас уезжаем. Мы убираемся отсюда.
Глава 50
Фьюри покинул Святилище первым, и у Ви было твердое намерение последовать за Братом. Неудивительно, конечно, что парень не очень хотел сейчас находиться с ним рядом, учитывая его обвинения в сторону Избранных. Поэтому, после того, как они закрыли Сокровищницу, Ви, чтобы оставить Брата одного, решил хорошенько продуматься.
Прогуляться, в смысле.
Хотя первое было, вероятно, более подходящим вариантом, подумал он, когда приблизился к личным покоям Девы–Летописецы. С каждым шагом он собирался остановиться и перенестись отсюда, вернуться на собрание Братства. С каждым последующим движением вперед он действительно собирался раствориться в воздухе. Только вот еще один шаг, второй, третий, четвертый... в голове у него был совсем другой пункт назначения.
Вместо того, чтобы отбыть домой, он осознал, что пересек панель в покои своей матери и теперь стоит в дворике. Певчие птицы замолчали, почувствовав его присутствие, и чем дольше он оставался там, тем сильнее птахи били ярко–раскрашенными крыльями в воздухе, перебирая лапками вверх и вниз по ветвям, проявляя вольерный эквивалент нервной и беспокойной ходьбы туда–сюда.
Ви продолжал прокручивать в голове слова Джейн о своей сестре.
Ощущение потери никогда не покинет тебя.
В этом контексте он чувствовал, что его мамэн умерла еще при его рождении. Если быть честным с собой… а он ненавидел подобную честность, когда дело касалось настолько личного дерьма… он скучал по тому–чего–у–него–никогда–не–было так, словно это когда–то было. И теперь, когда Дева–Летописеца действительно исчезла, он реально начал понимать, что оплакивает то, чего никогда не имел.