Джозефина, зевая и моргая, вошла в гостиную. Он с тревогой отметил траекторию ее движения.
— Осторожно!
Слишком поздно. Она наткнулась на низко висящий шкаф над обеденным столом. Выругавшись, рухнула на стул перед столом.
— Какого черта, Икс? — Она потерла висок. — Ты живешь в долбаной обувной коробке. Это просто смешно. — Она заметила миску с нарезанными персиками и клубникой, которую он оставил для нее, и отправила ягоду в рот.
Он погладил шелковистую головку Хлои.
— Когда единственная альтернатива — решетки на окнах и туалет у всех на виду? Уверен, я не жалуюсь.
— Есть другой вариант, и ты это знаешь. Ты мог бы уйти в самоволку. Выйти из системы. Жить в бегах.
Он ухмыльнулся. Сколько раз он думал об этом? Небольшая операция на задней части шеи могла бы избавить его от устройства слежения ПЭП. Мысль о том, чтобы жить одному, была слишком сладкой. Заманчивой. И он отмахнулся от нее в попытке спасти свою душу. Потому что знал, он никогда не сможет справиться с тяжелой жизнью. Жизнью, в которой была хоть капля нормальности, которой он никогда не знал. Потому что не жил нормальной жизнью. Его жизнь была либо привилегированной, либо, ну…
Воровство у него получалось лучше всего. Воровство формировало тромбоциты в его крови. И если он не мог этим заниматься, то включение этих навыков в помощь другим было единственной альтернативой.
— Как ты вышла из системы, да?
Джозефина показала ему средний палец. Затем, откусив кусочек персика, сказала:
— Все шло хорошо, пока мой идиот бывший не начал жадничать.
— Вот именно. Независимо от того, насколько мы осторожны, насколько чисты наши усилия и союзы, мы никогда не сможем полностью выйти из системы. Всегда найдется кто-то. Где-то. Вроде твоего Дмитрия Ростоновича.
— Козел. А теперь есть я, — сказала она, лукаво подмигнув. — Я всегда буду знать, где ты, Икс.
— Если хочешь верить в такую чушь, то я тебе позволю. — Он мог бы ускользнуть из ее жизни быстрее, чем открыть шестиконтактный замок. И она не знала бы, с чего, в первую очередь, начать его поиски. — Кстати, о бывших… — Он постучал по блокноту, лежащему рядом с ним на диване. — Нам нужно провести мозговой штурм. Расскажи все, что знаешь о Линкольне Блэквелле, и мы подумаем, как лучше всего получить у него недостающий камень.
— Полагаю, я могла бы отправиться к нему и попросить его об этом.
Ксавье приподнял бровь, не убежденный ее уверенностью.
— Но мне, вероятно, пришлось бы пообещать выйти за него замуж и нарожать ему целый выводок. Я не особенно в восторге от такого плана.
— Тогда перейдем к плану Б.
Она отодвинула тарелку с фруктами и облокотилась на стол, глядя на него со странным восхищением. Она просто смотрела, слегка ухмыляясь. Яркие глаза читали его так, как он и не думал, что это возможно. В нем крылось еще столько секретов. Прочтет ли она их? Позволит ли он ей?
— На что смотришь? — наконец, спросил он.
— На предателя. — Ее взгляд опустился ниже. — Хлоя, ты не должна подлизываться к врагу.
— Почему я враг? Думал, мы теперь работаем вместе?
— Я никогда не хотела ничего из этого, Икс, и ты это знаешь. Можешь думать все, что хочешь, и я все равно выйду пострадавшей стороной. Но ты симпатичный, так что я согласна.
— Это все, что нужно? Привлекательная внешность? Так вот как это было с Блэквеллом?
— Ты не узнаешь подробности моей жалкой личной жизни, так что забудь. Я открыла тебе план дома этого парня. Знаю, что он занимается отмыванием денег, любит свои инвестиционные схемы и никогда не заключал сделки, прибыль от которой не мог бы увеличить на двести процентов.
— А его брат? Я передал его имя своей… организации.
— Маркус. Сводный брат. Чертовски ревнует к Линкольну. Однажды он увел у Линкольна подружку, раскрыв ей воровские наклонности своего брата. Это причинило Линкольну боль. Его слабость — это ненависть к брату. Что-то связанное с тем, что мать любила его больше, потому что Маркус обладал сочувствием. Куча всякого психологического дерьма, если спросишь меня.
— Мы надавим на эту слабость. В Нью-Йорке к нему приставили агента.
Она взяла еще ломтик персика.
— Я все еще думаю, что самый быстрый и простой путь — это просто вернуть то, что должно принадлежать нам.