У меня сводит живот, и я чувствую, что вот-вот потеряю сознание. Наверное, от шока. Реакция моего тела раздражает. Пуля едва задела меня - нет причин для театральности.
Рядом со мной Лучия выглядит расстроенной. Слезы собираются в ее глазах и текут по щекам. Она ненавидит кровь, вспоминаю я. Ненавидит больницы. Вероятно, она также не слишком любит оружие. Когда умерла ее мать, отец вышиб себе мозги. Не она обнаружила тело - спасибо хоть за это, - но она должна была опознать его.
Она - женщина, которую я люблю, а я подвергаю ее опасности и снова травмирую.
Отличная работа, Антонио. Просто восхитительная.
― Лучия, ― начинаю я. ― Я… — Мой голос срывается. Что тут можно сказать? Это моя жизнь. Все, что я могу предложить ей, ― это кровь и слезы.
― Не говори, ― шепчет она. ― Все в порядке. Саймон вызвал скорую.
― Я не хочу… — Я хватаю ее за руку. Она такая теплая. Такая живая.
И если хочу, чтобы она осталась такой, я должен отпустить ее.
Сверхчеловеческим усилием я заставляю себя встать на ноги.
― Ничего страшного, ― говорю я. ― Просто царапина. ― Данте протискивается в ресторан, и я киваю ему. ― Хорошо, что ты здесь. Это был Марко.
― Мы его взяли, ― отвечает Данте. ― Антонио, присядь. Я разберусь с этим.
― Ты говоришь мне, что делать? ― спрашиваю я, мой голос превращается в лед. ― Потому что в последний раз, когда проверял, я все еще был Доном. ― Я понимаю, что поступаю иррационально - Данте предан мне до мозга костей. Он никогда не ударит меня в спину. Но боль - это дикий зверь, который рвет меня изнутри, и я взрываюсь.
Я поворачиваюсь к Лучии.
― Тебе нужно уйти.
― Антонио. ― Ее голос мягкий. Ей больно, но она старается этого не показывать. Ее лицо залито слезами, а ее красивое платье, платье, от которого она была в таком восторге, испачкано моей кровью. ― В тебя стреляли. Пожалуйста, посиди, пока приедут медики.
― Не указывай мне, что делать, ― огрызаюсь я. Холодный и злобный, таким я и должен быть. ― Ты почти упала в обморок при виде моей крови. Зачем ты здесь? Мне не нужны твои слезы и сопли, и уж точно не нужны твои советы. Данте, уведи ее отсюда.
Данте замирает.
― Дон, я…
Но я не смотрю на своего заместителя. Я смотрю только на Лучию.
Шок отражается на ее лице. Она делает шаг назад, затем еще один. Она отступает от меня, выражение ее лица ужасает.
Хорошо, думаю я, вгоняя нож в рану еще глубже. Наконец-то она увидела во мне того ублюдка, которым я являюсь.
Моя мать бросила меня. Ее родственники - моя так называемая семья - не хотели иметь со мной ничего общего. А теперь я должен сделать так, чтобы и Лучия меня бросила.
И это больно - смертельно больно, - но это правильно. Она в опасности из-за меня, и наконец-то пришло время сделать то, что я должен был сделать с самого начала.
― Антонио, ― умоляет она, протягивая ко мне руку. Она дрожит, и я всеми фибрами своего существа хочу обнять ее, прижать к себе и попросить прощения за то, что рисковал ее жизнью. ― Пожалуйста…
Я отворачиваюсь.
Она не двигается долгое время. Но, наконец, я слышу ее шаги. Я слышу, как за ней закрывается дверь.
Ее уход создает пустоту в моем сердце. Необузданную, полную бушующей боли пустоту.
― Проследи за ней, ― говорю я Карло. ― Убедись, что она благополучно добралась до дома.
Данте смотрит на меня, в его глазах зарождается понимание.
― Так вот почему…
Пиццерия расплывается перед моими глазами. Черные точки кружат по краям моего зрения, затуманивая его. Пустота расширяется и захватывает меня. Мои колени подгибаются, и я падаю.
И больше я ничего не чувствую.
Глава 31
Лучия
Человек наставил на меня пистолет, Антонио бросился под пулю, и теперь он истекает кровью, он ранен и ему больно.
Он встал между пулей и мной.
Голова кружится. Зрение расплывается из-за слез, заливающих мое лицо.
Он приказал мне уйти.
Он сказал, что ему не нужны мои слезы и сопли.
Слова - это оружие, и он ранил меня своими.
Он знает, что я боюсь крови. Он знает, что больницы пугают меня, потому что я сказала ему об этом. Вопреки здравому смыслу, я разрушила для него свои стены и сняла с себя броню. Но когда это действительно имело значение, он поднял свои щиты.
Я дала ему силу причинить мне боль, и он ею воспользовался. Я не могу перестать дрожать. По моей коже бегут ледяные мурашки - это реакция на бодрый ночной воздух. Но настоящий холод исходит изнутри.
Этого следовало ожидать. Влюбленность - это глупая игра, а я - самая большая идиотка в Венеции.