Впрочем, скоро ей стало не до смеха: по школьной программе здесь учителя гоняли послушников так же беспощадно, как инструкторы — по тренировочной площадке. Рисса, как ни старалась вникнуть в объяснения сухопарой математички со световым мечом, понимала примерно половину сказанного. Ремису, судя по страдальческой физиономии, приходилось совсем туго. Зато Иллин наконец-то попала в свою стихию: к концу занятия она оказалась единственной, кто осмелился выйти к голографической доске и решить перед аудиторией несколько задач. Училка даже скупо похвалила ее.
— Это обычная имперская школьная программа, — вполголоса пояснила Иллин, когда ребята готовились к следующему уроку. — Хозяйка разрешала нам с Милли заниматься по интерактивным учебникам в свободное время, так что мы все это проходили. Я могу вам помочь с уроками, и вы быстро все поймете. Здесь ничего сложного, правда.
— Для башковитой девчонки вроде тебя, может, и ничего. — Ремис, запустив в волосы пятерню, пялился в расписание обреченным взглядом. — А некоторые тут в школе в последний раз были лет пять назад. Вы вообще видели, что у нас сегодня, а? Физика, астрономия, химия, риторика, история… древнеситский язык? Кому нахрен нужен древнеситский язык? В Империи что, до сих пор кто-то говорит на этой тарабарщине? Поэтому они все так странно на Основном разговаривают?
— Тихо ты! — Иллин впилась ему в руку острыми ноготками. — Услышат еще! И, кстати, на этой тарабарщине написаны многие тексты в библиотеке. Не сможешь перевести — не узнаешь, как пользоваться какой-нибудь полезной техникой, и не станешь самым крутым ситхом на курсе. Обидно будет, правда?
— Стоп. Ты когда в библиотеке побывать успела?
— Пока кое-кто ел в три горла. Я сначала к Милли хотела зайти, но меня в медблок не пустили — сказали, проверка какая-то. Вот я и решила, что оставшиеся полчаса надо потратить с пользой.
— Зануда, — буркнул Ремис. — Кстати, Рисс, как у тебя все прошло с инструктором? Я боялся, что он с тебя шкуру спустит заживо.
— Видишь, шкура цела, — хмуро отозвалась Рисса. Меньше всего она хотела сейчас вспоминать о разговоре с инструктором. "Либо труп, либо тот, кто пройдет по твоему трупу". Да пошел он с такими предсказаниями! — Он сказал, что у меня талант. Теперь, похоже, будет издеваться надо мной вдвое больше, чем над остальными.
— Во тебе везет! — Ремис уважительно посмотрел на нее и дружески ткнул в бок. — В первый же день инструктору понравиться… глядишь, под покровительство тебя возьмет. Это же круто!
В его голосе звучала до того искренняя зависть, что Рисса не знала, смеяться над ним или злиться. Похоже, Ремис до сих пор не понял, где оказался. Будто ему не объяснили все предельно доходчиво еще вчера.
— Ага. Только инструкторы здесь, похоже, не решают ничего. Как я поняла, надзиратели тут самые главные. А надзиратель у нас…
За дверью послышались шаги, и дети спешно принялись приводить столы в порядок. Кто-то метнулся подбирать смятые флимсипластовые листы, которыми послушники с задних парт кидались друг в друга.
— Потом расскажу, — шепнула Рисса. — Когда к Милли пойдем. Ей тоже надо это услышать.
Часть 8
К Милли удалось выбраться только после ужина: в столовой действовало правило "кто не успел, тот сам виноват", и опоздавшим за общей кормежкой приходилось либо покупать еду в кантине, либо ложиться спать с пустыми животами. О существовании кантины Риссе и Иллин поведал Ремис, уже успевший законтачить с кем-то из старожилов. Правда, от этой информации было ни жарко ни холодно: в отличие от столовки, кантина была удовольствием платным, поэтому ходили туда либо богатенькие имперские детки, которым родственники регулярно перечисляли деньги, либо предприимчивые ребята, умудрявшиеся подзаработать даже в Академии. Ну, и надзиратели с инструкторами, конечно.
— Как-то тихо тут, — поделился с девчонками наблюдением Ремис, когда они вышли из столовой. — Столько малышни и молодых ребят, а тишина стоит, как в гробнице. Аж на уши давит.
В этом он был прав: Рисса еще в первый день заметила, что в Академии даже старшие послушники разговаривают не иначе как вполголоса, а погалдеть и спокойно поболтать идут во двор. В самой Академии же только и слышно было, как кто-то ходит, кто-то о чем-то шепчется, да доносятся из лекционных залов звучные, поставленные голоса учителей и инструкторов.
— Ну, иди и пошуми, если так хочешь, — ехидно посоветовала Иллин. Они как раз проходили через главный холл, мимо древнего каменного обелиска и двойной лестницы на второй, почти запретный этаж. "Почти запретным" он назывался потому, что в библиотеку ходить было можно, а вот по коридорам шататься — категорически нельзя, так как остальной этаж предназначался для сотрудников Академии и лордов. — Только не жалуйся, когда тебя в карцер за нарушение дисциплины бросят.