Выбрать главу

Крышка саркофага валялась на полу. Ремис не удержался, заглянул внутрь, и его передернуло от омерзения и странной жалости: от древней ситки осталась лишь ветхая мумия в истлевших обрывках одежды. Шея Хамеис была переломлена, так что голова лежала отдельно от тела. Скрюченные пальцы левой руки сжимали пустоту, а на правой недоставало кисти: видимо, гробокопатели без лишних церемоний вырвали какой-то предмет у нее из рук, и трухлявые кости этого не выдержали. Все ценности, что похоронили вместе с ней, давным-давно растащили.

Ремис всю сознательную жизнь был уличным воришкой. Шарился по чужим карманам, оставлял закладки с наркотой, стоял на стреме, пока ворье постарше обносило чей-нибудь магазин, — словом, не ему про мораль что-то вещать. Но то, что сделали гробокопатели… Так было нельзя. Просто нельзя. В галактике существовали вещи намного важнее любых денег, и только конченый дегенерат мог этого не понимать.

И только глупые девчонки могли доверять таким мразям. Ремис уже почти не злился на них — все больше на себя. Он должен был их догнать и вбить им в головы хоть немного мозгов, а вместо этого надулся, как обиженный ребенок, и позволил им уйти. Вместе с типом, у которого аж глазенки масляно заблестели, когда Иллин предложила расплатиться собой за место на корабле! Ну не дура ли?! Если бы понимала, о чем говорит, даже не заикнулась бы о таком. Дурочка тепличная, цветочек домашний… Если бы они не стали истерить и обсудили все нормально, Ремис бы им рассказал, что компания взрослых мужиков может сделать с девчонками. В красках, чтоб все тупые идеи из голов вышибло. Хотя Рисса-то должна была понимать! Ремис думал, что хоть у нее мозги включатся, так нет — землячка оказалась такой же дурной.

Идиотки. Плюнуть бы и забыть, да не получалось.

"Ничего уже не поделаешь. Это их решение, пускай они за него и огребают".

Почему-то от этой мысли легче не стало. Даже наоборот. Но догонять девчонок было уже поздно.

Ремис обошел гроб Хамеис и направился к скрижалям, которые должен был сфоткать. Две огромные таблички высотой от пола до потолка были сплошь покрыты текстом. На одной он был записан иероглифами, на другой — ауребешем, но разобрать не вышло ни тот, ни другой. Кто-то от души прошелся по скрижалям чем-то вроде плазменного резака. Или светового меча? Ремис припомнил, что как минимум дважды Коррибан разоряли джедаи.

"Это так они с Тьмой боролись, что ли? Воюя с мертвыми царицами? Круто. Отличное занятие для воина Света".

Он никогда не любил джедаев — ничего, кроме проблем, от них простому народу ждать не приходилось. Похоже, не зря не любил. Это уже не просто война получается, а уничтожение. Будто джедаи хотели, чтобы от их врагов не осталось даже памяти. И они еще обижаются, что Империя разбомбила их драгоценный Храм на Корусанте? Ремис бы тоже на их месте разбомбил. И не только Храм.

Ремис сделал несколько снимков на датапад. На экран тут же выпрыгнуло окошко с текстом: "Восхваление владычице Хамеис Ар'Шаат — дочери старого народа, матери нового". Ремиса кольнуло любопытство — за этими словами явно крылось что-то интересное и важное, — но он решил отложить самообразование на потом. Сейчас эти снимки были его пропуском в Академию, и все.

Если бы Рисса не была такой дурой, они бы вернулись вместе. Все вчетвером.

"Может, они не успели далеко уйти?"

Ни на что не надеясь, Ремис все-таки прислушался. Ни шагов, ни звонких девчачьих голосков, конечно. Только свист сквозняков и странный шепот на самой грани слышимости, которого Ремис все это время старался не замечать. У гроба Хамеис он звучал так четко, что неясное шипение складывалось в отдельные слова. Неразборчивые, но явно сердитые. Злые. И голос был однозначно женским.

Ремис не верил в призраков. Но на всякий случай поклонился, прежде чем ломануться прочь со всех ног.

* * *

— Мы зря его бросили.

Рисса искоса глянула на Милли через плечо. Они шли уже минут двадцать, и все это время малявка угрюмо молчала — только сердито пылила ногами, специально пиная песок.

— Очень вовремя ты снеслась, мелкая. Хочешь за ним вернуться? — Рисса мотнула головой, призывая Милли полюбоваться на дорогу, оставшуюся позади.