Рисса не успела заметить, как Фархан выхватила световой меч, — только отшатнулась, вскрикнув, когда алый клинок застыл у ее горла, почти касаясь кожи.
— Мне не нужна ученица, которая жаждет лишь собственной смерти. Если хочешь, я могу закончить все прямо сейчас. Ты умрешь быстро, почти без боли. Тебе достаточно попросить. Или сделать шаг вперед, если ты настолько горда.
Рисса в ужасе попятилась. Горло перехватило спазмом, язык словно отнялся. Она смогла лишь судорожно замотать головой и рефлекторно выставить перед собой руки, будто они могли защитить от удара светового меча.
— Н-не надо, — выдавила она, чувствуя себя самым никчемным и бесхребетным существом в галактике. От обиды, унижения и осознания того, как жалко она себя повела, хотелось разреветься сильнее прежнего. Или расшибить лоб об стену. — Я… не это имела в виду, миледи.
Презрительно усмехнувшись, Фархан погасила клинок и вернула рукоять на пояс.
— В таком случае, прекрати истерику и послушай меня. Если умирать ты все-таки не хочешь, тебе придется понять, что твоя жизнь отныне связана с Империей и ситхами. Ты не сможешь это изменить. Никто не позволит тебе отказаться от этого долга и привилегии, как бы вздорно ты себя ни вела. Будешь дерзить и упрямиться — добьешься лишь боли и унижений, которых легко можно было бы избежать. Я очень снисходительна, Рисса, и готова многое простить неразумному ребенку вроде тебя, но если ты исчерпаешь даже мое терпение, я попросту казню тебя — и на сей раз не спрошу, готова ли ты к смерти. Так или иначе, к своей прежней жизни ты вернуться не сможешь. Это реальность, которую тебе придется принять.
Рисса молчала, время от времени шмурыгая носом. Все, что говорила Фархан, было так очевидно, и так… так хреново. Она никогда не вернется домой. Никогда не станет свободной. Так и останется навсегда рабыней напыщенной ситки, которая и сама кому-то такая же рабыня, только повыше рангом. Охренеть. Всегда о таком мечтала.
Фархан прошлась по комнате, остановилась возле стола. С какой-то непонятной нежностью провела пальцами по стоявшему на нем резному ларцу из темного камня. Ее лицо из строгого вдруг сделалось задумчивым, почти печальным.
— Реальность редко отвечает нашим желаниям, Рисса, — сказала она заметно смягчившимся тоном. — Когда погиб мой сын, мне казалось, что я не вынесу этого. Я чувствовала его предсмертный ужас. Чувствовала, как жизнь покидает его тело, а после… — она замолчала ненадолго, поднесла руку к вороту, будто хотела ослабить его. — После там, где раньше был мой Тиатан, не осталось ничего. Лишь пустота, которая никогда не заполнится, сколько бы лет ни прошло. В первые дни я хотела умереть, Рисса. Но это ложный выход. Сейчас в тебе, как и во мне тогда, говорит слабость — самый страшный враг, что таится в душе каждого. Он уничтожит тебя, если ты поддашься ему. Я же предлагаю тебе жизнь. Не ту, что ты хотела, но куда лучшую, чем все, на что ты можешь надеяться сейчас. Понимаешь?
Рисса стояла, потупив голову. Самое гадкое было в том, что она все это понимала. Понимала — да только принимать не хотела. Принять это все — значит, смириться с тем, что она станет ситхом и навсегда распрощается со свободой. С правом быть той, кем она сама захочет быть. Она станет одной из этих жестоких мразей, которые вырезают людей тысячами, чтобы миллионы не смели сопротивляться, и обращают в рабство подростков за то, что они пытаются украсть себе на еду и одежду.
Рисса этого не хотела. Но умирать она не хотела еще сильнее.
— Понимаю, миледи.
— Тогда преклони колено, дитя, и поклянись, что будешь верна мне.
Опускаясь на колени, Рисса даже не почувствовала отвращения или злости. Поклясться Фархан в верности было почти легко.
Бонус 1. Жизнь продолжается
Дождь, дождь, дождь. Прошла неделя, а погода была все такой же поганой, как в первый день. В Каас-Сити лило, будто где-то на небе забыли выключить кран. Солнцу, похоже, опротивело светить этой планете, потому что из-за туч оно вообще не появлялось: день и ночь здесь можно было отличить только по оттенку темно-синего, который днем становился чуть светлее. Наставница Риссы говорила, что иначе на Дромунд-Каасе не бывает — какая-то мощная аномалия в Силе натворила дел с атмосферой, а исправить это ситхи то ли не сподобились, то ли не смогли, то ли не захотели. Хорошо хоть защитный экран над городом натянули, чтобы жителям не пришлось отращивать чешую и жабры.
Рисса не представляла, как здесь можно жить. Если бы не уроки с тренировками, после которых у нее оставалось одно желание — упасть и не двигаться, — она бы с ума сошла от окружающей унылости.