— Что это? — удивилась Голди.
— Граница земель Калунны, — спокойно объяснила Валери, — я уже несколько месяцев ее зачаровываю, чтобы никто из нас больше не пострадал. Со стороны вересковых пустошей она упирается в побережье Холодного океана, на западе уходит в холмы, а тут на несколько миль отходит от Морланда. Но это ненадолго. Скоро она продвинется дальше.
— Из-за действий Беаты? — догадалась Голди.
— Ага. Она единственная может покидать земли Калунны и возвращаться, когда захочет. Нам же придется ждать, пока ими не станет весь континент, чтобы свободно путешествовать. Слетаем тогда в Ойденбург? Всегда хотела потусоваться в столице.
— Обязательно, — улыбнулась Голди, — главное не состариться к тому времени. А то будет не до тусовок.
Валери ухмыльнулась.
— Я стареть не намерена. Когда воскрешали Аду, она, как обычно, истерила, и Беата пригрозила отправить ее обратно, а ее годы жизни разделить между нами, продлив нашу молодость. Я потом расспросила Калунну, реально ли это и насколько это темная магия? Она ответила, что если я буду полезной жрицей, то старость мне не грозит, ведь она пожалует мне сотни лет жизни. И не придется ни у кого воровать их. Для будущих правительниц мира это слишком жалкое поведение.
Голди вздрогнула.
Калунна презирала воровок.
Но правда ли то, что она сказала Валери, или это просто был способ мотивировать ее на верную службу? Люди умели лгать, так что же помешает обманывать вересковой богине? Но даже если это правда, Голди такой награды не дождется. Так что годам к пятидесяти стоит начать искать свой способ омолодиться или затормозить старость. Однако в двадцать один год думать о таком было неинтересно, так что Голди переключилась на мысли о Валери. Если Голди была приблудной бродяжкой, то Валери на роль жрицы Калунна выбрала сама, и было за что. Рядом с ней Голди чувствовала себя пловчихой, пытавшейся соревноваться с дельфином. Вроде и хороша, но недостаточно. Валери была настоящей ведьмой от кончиков черных волос до стоптанных ботинок. Смелая, ловкая, великолепная — все это восхищало Голди и, одновременно, вызывало болезненные воспоминания о прошлом. Хисширский демон, отбирая дар Валери, «сочувственно» предложил оставить ей немножко колдовства, чтобы та не забыла, что была ведьмой. И это привело к настоящей пытке: сил у Валери хватало на одно заклинание из двух десятков попыток, и каждый раз она надеялась, что «болезнь», поразившая ее, прошла. Но все было тщетно. В ней росли злоба, гнев и зависть к «нормальным ведьмам», она проклинала Беату и Адалинду за призыв скучных белых кошек и трату колдовства на глупости типа варки зелий и голодными глазами смотрела на их чародейство. Пустота на месте украденного дара заставила ее гнить и плесневеть изнутри, пока не подтолкнула к безумной попытке вырвать, выгрызть его у другой ведьмы, оказавшейся сильнее и убившей ее.
Но все это исчезло, стоило Валери возродиться заново. Она снова была ведьмой, сильной и цельной натурой, и у нее хватило великодушия простить Голди, хотя та честно ждала превращения в крысу.
В синих глазах Валери плескались сила и бескрайнее небо. Они обе были заперты в культе, но Валери вела себя как самая свободная из птиц. Неудивительно, что Калунна любила ее.
Голди глубоко вздохнула и посмотрела на часы.
— Пора лететь к Аде. Она обидится, если опоздаем.
— Не опоздаем. Давай наперегонки?
— Давай.
Валери ожидаемо победила, но удовольствие от гонки получили они обе. Адалинда уставилась на их растрепанные прически, фыркнула и протянула две расчески.
— Выглядите как чучела огородные. А ведь в гости пришли. Беату не видели по дороге?
— Если она поедет на поезде, то жди ее через двадцать минут, — Голди вспомнила расписание, — из Хисшира добраться сюда та еще проблема. А летать Беата не любит.
— Можем начать без нее. Она не обидится, — предложила Валери.
— Ни за что! Я хочу показать вам наряды, которые Питер привез мне из Ойденбурга, и она должна их увидеть! — отрезала Адалинда.
Голди и Валери хихикнули, но не стали спорить.
Дружба Адалинды и Беаты была весьма своеобразной, и основной тон ей задавало неустанное соперничество. Все в жизни Ады должно было быть лучше, чем у ее заклятой подруги: мужчина, дом, дети, наряды, украшения, зелья и фамильяры. По какой-то непонятной причине ни Голди, ни Валери она соперницами не видела, а вот с Беатой «боролась» как могла, радостно празднуя победы и тяжело переживая поражения. Сейчас Ада была «на коне»: репутация талантливой целительницы прославила ее по всему Морланду, песни слушали повсюду, а воссоединение с Питером вознесло на немыслимые высоты. Ада обожала сравнивать его с Джеральдом, мужем Беаты, и злословить по этому поводу, к чему Голди охотно присоединялась. Все это отлично компенсировало проигрыш в прямом столкновении с Беатой в Хисшире, в котором Адалинда продула вчистую. Ее рыжий фамильяр, Рысь, с тех пор боялся других рыжих кошек: Пламя Беаты раскатала противницу без особого труда и малейшей жалости.
К счастью для Адалинды, ее соперничество было односторонним. Беата подыгрывала ей и иногда манипулировала, подталкивая подругу к нужным поступкам, но никогда не обижалась на нее за это. Четыре… нет, двадцать четыре года назад они поссорились всерьез и разорвали отношения. Голди дружила с обеими и видела, как Адалинда скучала без Беаты, их сплетен и посиделок в обнимку с белыми кошками. Однажды она даже пожаловалась, что никто не понимал ее так же хорошо, как Беата, и никто ее не заменит. А перед самой смертью Адалинда надеялась, что Беата зайдет к ней и выслушает ее извинения, но этого не произошло. Беата приехала только на похороны Адалинды, была подавлена и расстроена, хотя три года даже не вспоминала вероломную подругу, подставившую ее из-за ревности к Питеру. Разрыв их странной, нездоровой дружбы больно ударил по обеим.
А потом Беата обратилась к Калунне и воскресила Адалинду, забыв прошлые обиды. Их примирение порадовало Голди и пошло на пользу всем. Соперничество было немедленно возобновлено и то, что Беата была теперь на двадцать лет старше, Адалинду ничуть не смущало. Ей явно не хватало молодости и красоты, как решающего аргумента в споре, кто лучше, ведь сорокалетняя Беата все еще сводила мужчин с ума одной улыбкой.
— Голди, у тебя новая сумочка? Дай посмотреть, — попросила Адалинда, — шикарно смотрится, но к такой нужны туфли поярче. И обязательно на «шпильках»! Когда ты уже начнешь их постоянно носить? Плевать на рост, ты же на них просто богиня!
Валери фыркнула.
— Ты лучше спроси, когда она призовет себе рыжую кошку. У тебя Рысь, у меня Дымка, у Беаты Пламя, одна Голди отстает!
Та улыбнулась.
— Я пока не решила, какой она будет. И в охране не нуждаюсь. А с остальным Шанс справляется. «Шпильки» же ношу на вечеринки. И рост имеет значение: я на них буду выше Александра.
— Ох, прости, я и забыла об этом! — спохватилась Адалинда. — Тогда, конечно, и низкий каблук подойдет. А то вы будете смотреться нелепо.
Голди усмехнулась.
С Адалиндой ей всегда было легко: та была поверхностной и предсказуемой, хотя после паники, наведенной в Хисшире, и колдовской дуэли с Беатой Голди бы так не сказала. Раньше они сплетничали, ходили вместе по магазинам, обсуждали моду и макияж. Несколько советов Ады помогли Голди найти свой стиль и проявить женственность при нестандартной фигуре. Адалинда искренне старалась ее «улучшить», и это дало свои плоды. Чары, которыми они обменивались, тоже были связаны с уходом за собой. Но в новой жизни Адалинда вдруг стала способна на большее. В ней определенно скрывался потенциал, не замеченный Голди раньше. Будто под кукольной внешностью и капризным характером тихо зрело что-то, ждущее своего часа. Неясное, жесткое, опасное. Ведьминское. Где-то Голди слышала, что глаза являлись зеркалом души, и в этих зеркалах она видела тень другой Адалинды. Раньше Ада была голубоглазой, очаровательной, но очень стандартной красоткой, пока Калунна не пожелала изменить ее. Зелень ее новых глаз делала Адалинду более живой, упрямой, сильной, задвигая подальше искусственную слабость, к которой она так стремилась. Не просто же так им всем меняли внешность при воскрешении? Или они менялись из-за обстоятельств, в которые угодили?