В зале оглушительно завыла сирена. Металлические решетки мгновенно упали с потолка, блокируя выход. Женщины и дети закричали, а мужчины отпустили своих детей, закрывая руками уши.
Даже охранники согнулись, а звук их раций потерялся в оглушительном вое сирены и криках туристов, оказавшихся в ловушке. Когда все вспомнили о девушке с длинными ногами и короткой юбкой, которая лежала на холодном мраморном полу, она оказалась абсолютно бесчувственной и слишком хорошенькой, чтобы сильно злиться на нее.
Никто не заметил Кэт, стоявшую по другую сторону решеток и смотревшую, как разворачивается спектакль. В ее ушах были беруши, блокировавшие звук сирены. А когда она развернулась и медленно пошла к выходу, в ее голове уже сформировался план.
Если бы не сирены, решетки, запертые туристы и бесчувственная красотка, кто-нибудь в Хенли мог бы заметить, как по обе стороны от Кэт, словно ниоткуда, выросли два здоровяка.
Кто-нибудь непременно увидел бы, как Кэт и двое мужчин исчезли за темным стеклом гладкого лимузина, и обратил бы внимание на то, что Кэт не закричала.
Кто-то услышал бы, как Кэт произнесла:
— Здравствуйте, синьор Такконе.
Глава девятнадцатая
Первым делом Кэт, конечно, принялась себя ругать. Она должна была предвидеть это. Должна была услышать, как они подкрались. Но сирена была слишком громкой, беруши — весьма эффективными, а ее мозг был полностью сосредоточен на чрезвычайно серьезном деле, которое она планировала. Так что Кэт совсем не думала о собственной безопасности. Но Артуро Такконе не должен был узнать об этом.
Он так холодно улыбнулся девушке с противоположной стороны сиденья лимузина, что Кэт почти обрадовалась перспективе и далее быть с обеих сторон зажатой теплыми телами головорезов.
— Твои усилия весьма занимательны, Катарина, — произнес Такконе с легкой усмешкой. — Бесполезны, но занимательны.
Кэт подумала о своей кузине — о том, как шестнадцатилетняя девушка шлепнулась на холодный пол галереи, подвергая серьезной проверке охранную систему музея Хенли. О ее ногах.
— Я говорила вам, что не гожусь для этой работы, — сказала Кэт. — Но я знаю одних ребят из Японии, у них отличные рекомендации. Могу достать вам телефон, если хотите.
Такконе небрежно махнул рукой, и Кэт почувствовала, что его все это явно забавляет. Она вспомнила его потайной бункер и подумала, что радость хранения под замком прекрасных и драгоценных вещей для этого типа не может сравниться с возбуждением от погони за ними по всей Европе. Картины — это, в конце концов, всего лишь вещи. Что Артуро Такконе по-настоящему будоражило, так это погоня.
— Так скажи мне, Катарина, — Такконе кивком указал в сторону большого старинного здания, стремительно пропадавшего из вида, — что ты собиралась там украсть? Может, «Ангела» Да Винчи? Я бы неплохо заплатил, чтобы добавить его в мою коллекцию.
— Я не ворую, — сказала Кэт. Такконе посмотрел на нее. — Больше, — добавила девушка. — Я больше не ворую.
Такконе даже не пытался скрыть свое удивление.
— И все же ты здесь.
— Я здесь для того, чтобы достать ваши картины, синьор Такконе, так что формально я переукраду их. — В ее голове зазвучал голос Гейла: — Это что-то вроде двойного отрицания.
— Думаешь, твой отец спрятал мои картины в здании Хенли? — Такконе издал пугающий гортанный смешок. — И зачем ему это, по-твоему?
— Это не мой отец, — поправила его Кэт, — вы не забыли?
— О, Катарина, — вздохнул Такконе. — Если не он, то кто же?
Кэт на минуту подумала о Визили Романи — это была легенда, призрак. Но ни один человек не мог быть привидением. Где-то в этом мире был мужчина, самый настоящий, из плоти и крови, который смог не только проникнуть в самый охраняемый музей в мире, но и использовать псевдоним, чтобы сделать это.
Да, где-то был мужчина. И его имя было не Визили Романи. Но Кэт что-то подсказывало, что Такконе этого не поймет.
— Я нашла их, синьор Такконе, — сказала Кэт, двигаясь к нему ближе и выпрямляясь на сиденье. — Я могу сказать вам, где они, и после этого я вам уже не понадоблюсь. В конце концов, — она махнула рукой в сторону здания, — как вы могли заметить, мы с друзьями недостаточно подготовлены для такой большой миссии.
— А по-моему, Катарина, ты отлично подготовлена.
Он улыбнулся ей, и девушка невольно подумала, что этот мужчина верит в нее больше, чем ее собственный дядя — а может, даже и отец. Но ведь Такконе явно не заботило, погибнет она или попадет в тюрьму, — его волновали только собственные картины, так что вряд ли его можно было назвать объективным.
— Нам нужно больше времени. — Это было утверждение, не просьба, и Кэт сама удивилась, как твердо прозвучал ее голос. — Это музей Хенли. Никто и никогда не похищал ничего из Хенли.
— Если я правильно понял, твой отец пробрался мимо охраны и спрятал мои картины…
— Послушайте! — Кэт сама не поняла, что тянется к Такконе, пока не почувствовала в руках его трость. — Вы не верите мне, когда я говорю, что мой отец не крал ваших картин, — ладно. Вы не верите, когда я говорю, что они в музее, — пусть. Но они там! И, поверьте мне, ни одна команда не ограбит Хенли за шесть дней! Такое никому не под силу. Это просто невозможно.
Кэт почувствовала, что головорезы по обе стороны от нее зашевелились. Она знала, что в игре, которую затеял Такконе, только что поменялись правила, — и поменяла их она. И что головорезам, со всеми их мускулами, никогда не приходило в голову, что кто-либо может взять и дотронуться до их босса — тем более субтильная пятнадцатилетняя девчонка.
— Вы знаете, что там по меньшей мере сотня охранников и они работают в три восьмичасовые смены, круглосуточно? — спросила Кэт. — И это не какие-нибудь мальчишки из охраны супермаркетов! Большинство из них служили в вооруженных силах. Эти парни отлично подготовлены, и перед тем, как они поступили сюда, их проверяли больше месяца! Так что у нас нет шансов внедрить кого-то из своих людей.
Кэт говорила без пауз, и Такконе не перебивал ее.
— Вам известно, что у них такие же камеры наблюдения, как в дополнительных офисах ЦРУ, в Лэнгли? И это уже не говоря о полах, чувствительных к давлению, и рамах под электрическим током, которые моя дорогая кузина любезно проверила на себе. Я уже говорила о датчиках давления? Конечно, о них я ничего не знаю… Ведь речь идет о Хенли! Они не публикуют технические характеристики своих охранных систем в Интернете, но я могу поспорить на золотой слиток весом с обоих ваших друзей, что на задних сторонах этих картин находятся такие чувствительные датчики, что если муха сядет на картину, она будет оцеплена прежде, чем вы успеете произнести слово «Возрождение»!
Такконе снова улыбнулся, на этот раз медленнее, и по спине Кэт пробежал острый холодок, словно вдруг подул арктический ветер.
— Я буду скучать по нашим беседам, Катарина. Ты ведь понимаешь, что исключительно из уважения к семье твоей покойной матери я пошел на такие условия. Я честно сказал тебе, что мне нужно. Я дал тебе более чем достаточно времени, чтобы это выполнить. И до сих пор никто не вернул мне мои картины. — Такконе казался искренне удивленным, словно каждый день ждал, что полотна окажутся в его почтовом ящике.
Кэт наклонилась ближе к нему, теперь в ее голосе зазвучал неприкрытый страх.
— Я. Не могу. Сделать это.
— Не беспокойся, Катарина. У тебя есть шесть дней. Если после этого у меня все еще не будет картин, я просто нанесу твоему отцу визит и попрошу его у них сам.
— Он ничего не знает! — выпалила Кэт, но Такконе продолжал:
— Возможно, к этому времени его друзья из Интерпола уйдут, и мне будет удобнее поговорить с ним лично. Да, — медленно кивнул он, — когда время придет, твой отец вернет то, что мне нужно.
Кэт открыла рот, но не успела она вымолвить и слова, Такконе повернулся к Первому головорезу.
— Тебе не жарко в этих перчатках?
Было совсем не жарко. Кэт задержала дыхание, когда здоровяк снял левую перчатку и положил руку на колено, в паре сантиметров от трости, за которую Кэт все еще держалась. Впервые увидев набалдашник из сплава олова со свинцом, Кэт подумала, что узор на нем выглядит изящно. Но это было до того, как она увидела точно такой же узор на мощной руке головореза — это был шрам, предупреждение, навсегда впечатанное в его плоть.