— Гейл никак не может понять, что Ник здесь делает.
Кэт попыталась уловить в голосе Гейла знакомую издевку, но его все это явно нисколько не забавляло.
— Ты же сам говорил, Гейл, — тихо сказала Кэт. — Нам нужен еще человек.
— Двое, — поправил ее Гейл. — Вообще-то, я говорил о двоих, и он…
— Он в деле, — твердо сказала Кэт. — Всемером мы справимся. Он с нами.
Кэт оглядела свою команду: Ангус был самым старшим, Саймон — самым умным, Габриэль — самой быстрой, а Хэмиш — самым сильным. Но Гейл был единственным, кто произнес то, что подумали все.
— Я так и знал, — сказал он, отворачиваясь. — Я знал, что надо было ехать с тобой. Сначала ты плетешь полицейским какую-то чушь про своего отца…
— Интерполу, — в один голос поправили его Хэмиш, Ангус и Саймон.
— А теперь ты возвращаешься домой с… этим? — фыркнул Гейл, показывая на Ника, словно тот не мог его услышать. Словно Кэт была новичком. Маленькой дурочкой.
Кэт тряхнула головой, изо всех сил надеясь, что Гейл не окажется прав.
— Можно тебя на минутку? — Кэт выразительно посмотрела на Гейла, открыла стеклянную дверь и вышла на веранду.
Когда Гейл закрыл дверь за их спинами, Кэт услышала, как Ангус произнес:
— Только не это! Мама и папа будут ругаться…
На улице было прохладно. Кэт пожалела, что не захватила пальто и что Гейл не обнимет ее, как раньше, и не пошутит, что она вечно таскает домой каких-то оборванцев. Его голос звучал холодно и жестко.
— На этот раз ты перегнула палку, Кэт. Ты слишком увлеклась, чтобы…
— Я знаю! — девушка почти кричала. — Да, я увлеклась. Но это моя жизнь, Гейл, моя! Мой отец. Мое дело. Моя ответственность.
— Понятно. — Он был таким спокойным и таким независимым. Не то что Кэт.
— Я знаю, что делаю, Гейл.
— Правда? Потому что я готов поклясться, что за последние двадцать четыре часа ты сдала своего отца…
— Пять минут назад ты считал, что это отличная идея, — напомнила ему Кэт. Но Гейл не отступал.
— Ты сдала его копам, а потом приволокла домой неизвестно кого.
— Ник отлично работает, Гейл. Он обобрал меня до нитки, а я даже не поняла, в чем дело.
Гейл покачал головой.
— Все это плохо, Кэт. Если бы дядя Эдди был здесь…
— Дяди Эдди здесь нет! — фыркнула девушка. — И не будет. — Ее голос дрогнул, но Гейл то ли не заметил этого, то ли просто проигнорировал.
— Дядя Эдди остановил бы тебя.
Кэт посмотрела ему в глаза, но увидела только холодное безразличие.
— Так что же ты сделаешь? — спросила она. — Попытаешься меня остановить?
Ей хотелось, чтобы Гейл сказал: «Конечно, нет», — но вместо этого он произнес, глядя ей прямо в глаза:
— Возможно, я должен. — Он подошел ближе к девушке. — Этот парень, он…
— Что, Гейл? — выкрикнула Кэт. — Что с ним не так?
— Он не член семьи.
— Да, ну что ж… — Кэт вздохнула. — Точно так же, как и ты.
Катарина Бишоп была преступницей. Но она никогда не держала в руках оружия. Никогда никого не ударила. И до этого момента она не знала, каково это — причинить человеку сильную боль. Но как только она взглянула Гейлу в лицо, ей захотелось взять свои слова назад.
И одновременно захотелось сделать ему еще больнее.
Но она не могла сделать ни того, ни другого, так что молча развернулась и вошла обратно в комнату.
Глава двадцать четвертая
Грегори Реджинальд Уэйнрайт был в музее Хенли относительным новичком. Нет-нет, девяти месяцев оказалось более чем достаточно, чтобы личные качества нового директора проявились в полной мере. И чтобы он запомнил имена всех экскурсоводов и охранников, которые работали в музее с десяти утра до шести вечера. Но его медовый месяц, как говорили, неумолимо подходил к концу. Совет директоров уже начал спрашивать с него ежемесячные отчеты о доходах от пожертвований, о превышении бюджета и, конечно, о загадочном мужчине по имени Визили Романи.
Все это беспокоило его тем пятничным утром, не давая спокойно почитать газету. Возможно, поэтому директор Хенли был даже рад отвлечься, когда внутренний телефон на его столе пронзительно заверещал.
— Мистер Уэйнрайт, — послышался в трубке голос его секретарши, — здесь молодой человек, он просит несколько минут вашего внимания.
Директор застонал. Музей Хенли был вечно полон молодых людей. Как, впрочем, и девушек. Это был не более чем вежливый способ называть детей. Они разливали газировку в кафе и оставляли отпечатки грязных пальцев на стеклянной стене внутреннего дворика. Они наводняли его музей каждый день в течение всего учебного года, толпясь перед экспонатами и громко болтая, так что директору Хенли не оставалось ничего, кроме как запираться в священных стенах своего кабинета с чаем и газетами.
— Мистер Уэйнрайт? — голос секретарши звучал встревоженно. — Мне попросить молодого человека подождать? Он не договаривался о встрече, но надеется, что вы уделите ему минутку.
Грегори Уэйнрайт думал, что́ ответить — какой предлог найти, чтобы отказаться, — но не успел он сообщить, что ждет посетителя или собирается сделать важный звонок, как секретарша добавила:
— Его имя — У. У. Гейл Пятый.
— Он хорош в своем деле? — Горячее дыхание Ника щекотало ухо Кэт. «Он слишком близко», — думала девушка. Они стояли в холле музея Хенли, не сводя глаз с небольшой двери без опознавательных знаков, находившейся на Т-образном пересечении двух длинных коридоров. Кэт волновалась, что кто-то заметит. Подумает что-нибудь. И все же он стоял прямо за ее спиной, вглядываясь в коридор, пока дверь в кабинет директора не открылась, и оттуда не появился слегка лысый, слегка пухлый, слегка странный человек в сопровождении парня, который был полной его противоположностью.
Кэт наблюдала, как Гейл нарочито вежливо распахнул дверь перед пожилым мужчиной, пропуская его вперед. Только опытный профессионал мог бы заметить, как Гейл наклеил на замок двери директорского кабинета маленький кусочек клейкой ленты, бросив быстрый взгляд в сторону Кэт.
Девушка выдохнула и произнесла:
— Да. Еще как хорош. — Но про себя она подумала: «Он все еще злится».
Директор вынул из внутреннего кармана пиджака маленькую карточку, а затем провел ею через электронный считыватель. Его жест как бы говорил: «Оцените нашу новейшую систему безопасности. Искусство в Хенли под надежной защитой, что бы там ни писали в газетах всякие люди».
Но, конечно, он и не подозревал о намерениях Гейла и о его клейкой ленте.
Как только мужчина вернул карточку в карман, Кэт повернулась к Нику.
— Она у тебя? — спросила она. Тот кивнул.
— В левом кармане. — Ник чуть наклонился к девушке, бесшабашно улыбаясь. — Какая удача, что я левша.
— Удача, дружок, тут ни при чем. — Голос Габриэль, внезапно прошедшей мимо, был абсолютно ровным. В нем не было ни тени кокетства или притворства. Она казалась полностью погруженной в работу. Девушка продефилировала в конец коридора и позвала: — За мной, пожалуйста.
Крошечный наушник в ухе Кэт вдруг наполнился шумом, словно в ее голове защебетали сотни птиц, каркающих и пищащих одновременно. Это были около ста пятидесяти школьников, которые, толкаясь и болтая без умолку, последовали за Габриэль по узкому коридору.
Шум был просто оглушительным. Кэт и Ник прижались к стене, пропуская толпу детей в темно-синих форменных свитерах и отутюженных брюках со стрелками.
— Простите за неудобство, — прокричала Габриэль учителям, возглавлявшим толпу. — Сегодня все группы начинают осмотр с сада скульптур.
В свой наушник сквозь галдеж детей Кэт услышала, как Гейл начинает с директором светскую беседу про Лондон. Он сказал что-то про дождь. Про безуспешный поиск идеального лондонского блюда — жареной рыбы с картошкой. Охранники в конце коридора тоже прижались к стенам, забыв о своих обязанностях из-за хаоса, тщательно продуманного и устроенного Габриэль.