— Понимаю, — Моня кивнул всем корпусом. — Но что делать, если не получится? — бросив быстрый взгляд по сторонам, он перешел на совсем тихий шепот, напоминавший шипение змеи. — Если что-то пойдет не так, Гренадер?
В голосе Мони появилось отчаянье.
Гренадер резко выпрямился и полоснул Моню взглядом, острым, как лезвие бритвы:
— Не должно быть никаких «если», Моня. — Выдержав паузу, он продолжил. — Мы не в игрушки играем. А вот если ты очкуешь, то тебе действительно безопасней в другом отряде будет.
Гренадер многозначительно замолчал и стал выравнивать фишки на доске, словно сейчас для него это было самое важное дело.
— Да не боюсь я ничего. — Голос Мони дрогнул от волнения. — Ты же знаешь меня. — Он безуспешно постарался заглянуть в глаза, сидящего напротив. — Гренадер, да я за тебя, кого хочешь порву!
Смягчившись, Гренадер оставил фишки в покое и удостоил Моню взглядом:
— Да ты не дрейфь, я тебя поддержу в нужный момент.
— Знаю. Я все сделаю, как ты сказал.
— Конечно, сделаешь, — Гренадер обнажил крупные зубы в улыбке и тут же с каменным лицом произнес металлическим голосом. — Сделаешь, если не хочешь сам оказаться наегоместе.
Моня сглотнул слюну во внезапно пересохшую глотку и провел ладонью по вспотевшему лбу. Его глаза забегали, как два испуганных таракана.
Гренадер неспешно собирал фишки в бархатный мешочек. Снова сменив резкий тон на благосклонный, он продолжил:
— Если все сделаешь правильно, я тебя в обиде не оставлю. — Он с грохотом захлопнул доску. — А теперь можешь идти.
Слабым кивком головы Гренадер показал Моне, что тот свободен.
Ссутулив спину, Моня поплелся к своей шконке.
На следующий день на лесоповале после обеда было шумно. Рычащая толпа из нескольких десятков человек окружила Моню и Романа, которые были готовы вцепиться друг другу в глотки.
Брызжа слюной и кривя губы, Моня, швырнув бушлат под ноги, закричал:
— Среди нас есть сука!
Сбросив с себя куртку на землю, Роман подступил к Моне под усиливающийся гвалт:
— Ты за свои слова ответишь?
Растопырив руки и ссутулившись, Моня пошел на Романа:
— Отвечу, когда время придет. — Моня сплюнул под ноги. — Но не перед тобой, каз-з-зел.
Роман прищурился и двинулся к Моне, словно ощетинившийся волк:
— Ты за метлой следи! А то сейчас передо мной ответишь.
Из толпы понеслись выкрики, по которым было сложно понять, кто чью сторону принял:
— Чего ждешь?
— Мочи его!
— Эй-эй! — крикнул похожий на бурята конвоир. — А ну прекратили!
Его напарник угрожающе передернул затвор «калаша». В этот момент к нему приблизился Гренадер, что-то негромко сказал и сунул в руку свернутую купюру. Обменявшись взглядами, конвоиры прихватили свои автоматы и скрылись за деревьями.
Избавившись от них, Гренадер врезался в толпу. Стоящие люди расступались перед ним, а тех, кто не успевал сделать это, он сам отталкивал со своего пути. Выйдя в круг, он произнес хриплым голосом:
— Моня, объясни, в чем ты конкретно обвиняешь Волю?
— В том, что сука он. — Моня кивком указал на Романа.
Гренадер нахмурил брови и недоверчиво склонил голову набок:
— Что Воля сделал?
— Он к куму ходил, — пояснил Моня, с ненавистью глядя на Романа. — Стучал на нас.
Толпа загудела:
— Сукам у нас не место!
— Вали его!
— Подстилка!
Гренадер поднял вверх руку с открытой ладонью, прося тишины. Когда недовольные голоса смолкли, он снова обратился к Моне:
— А ты понимаешь, что за базар отвечать надо?
— Понимаю.
В голосе Мони послышалось напряжение и неуверенность. Он старался разглядеть во взгляде Гренадера новые правила игры, но никак не мог сориентироваться, отчего практически утратил свой воинственный вид.
Роман в упор посмотрел на Моню, и тот, не выдержав его взгляд, отвел глаза в сторону.
— Как доказывать будешь, что Воля — сука? — спросил Гренадер.
Моня был явно выбит из колеи этим вопросом и не знал, что отвечать. По вчерашнему уговору Гренадер должен был вступить в диалог и продолжить разворачивать действие в нужном направлении. Но Гренадер, казалось, забыл все уговоры и теперь его глаза наливались кровью от гнева:
— Повторяю вопрос: как доказывать будешь, что Воля сука?
Моня попятился, его руки, безвольно висящие вдоль тела, описали в воздухе короткую дугу:
— Гренадер, я же…
Он выглядел жалко, словно побитая хозяином собака, которая не могла понять, за что ее наказали.