И он испытующе взглянул на Алексея Алексеевича, как бы приглашая его открыть карты. И тот открыл. Сразу туза.
— Пятьдесят процентов! — последовал быстрый и четкий ответ.
«Ну вот, — усмехнулся про себя Вожаков, — и до дубины дело дошло!»
— Если ваш шеф, — в голосе Алексея Алексеевича впервые зазвучал металл, — сделает хоть одно неправильно нами истолкованное телодвижение, то… — Он не договорил и только развел руками.
Вожаков едва заметно улыбнулся.
— Мой шеф не очень большой любитель физических упражнений.
— Дай-то Бог, чтобы он таковым и оставался! — совершенно искренне ответил Зарубин. — Засим я прощаюсь с вами, Юрий Васильевич… На днях вам позвонят и передадут от меня привет, связь мы будем держать только с вами… Все!
Уже вылезая из салона, Вожаков на мгновение задержался и, посмотрев отхлеставшему его по щекам человеку в глаза, все-таки сказал:
— Mes compliments[2].
И Алексей Алексеевич, который хорошо знал, с каким мастером плаща и кинжала он имеет дело, несмотря на всю свою выдержку, не сдержал довольной улыбки.
— Merci[3], — тоже по-французски ответил он и, помолчав, добавил: — Et prennez mes condoleances[4].
Вожаков кивнул и быстро направился к своей «Волге». «Жигулята» ушли первыми, а он еще долго сидел и курил одну сигарету за другой. Лежавшая у него в кармане тугая пачка долларов жгла его, словно раскаленный утюг. Да, давно ему не было так стыдно. Не перед Алтуниным, нет! Перед самим собой. Мозги-то оказались сильнее в конечном счете не у него! А он, почивая на лаврах и теша свое самолюбие, не только сам угодил в расставленную для него ловушку, но затащил в нее и Алтунина. Которому не оставалось ничего другого, как только подписать безоговорочную капитуляцию…
И тот подписал, но при этом посмотрел на своего шефа СД с таким откровенным презрением, что Вожаков сразу же заговорил о своей отставке. Да, против него работали профессионалы высшего уровня, да опасность, как это и случается в большинстве случаев, пришла с самой неожиданной стороны, ибо ему не могло даже прийти в голову, что Рокотов, фигура по большому счету проходная, приедет в первопрестольную уже под колпаком этого самого Алексея Алексеевича. Все так! Но на то он и был шефом безопасности и получал сумасшедшие деньги, чтобы предупреждать подобные игры.
Но Алтунин отставки не принял. Он хорошо знал, что в той пока еще очень мутной воде, где ему приходилось плавать, оставленные ему пятьдесят процентов далеко не самый плохой исход. Но… и он был далеко не мальчиком в подобных играх и сдаваться на милость победителя не собирался. И найти замену, да еще в такой ситуации, Вожакову было практически невозможно. Посвящение в дело нового человека могло обернуться только новыми неприятностями. Да и не меняют коней на переправе! И так и не произнеся ни единого слова в упрек и выразив все, что он думал по этому поводу, в своем красноречивом взгляде, он тем не менее весьма недвусмысленно намекнул на то, что за битого, пусть, может, и не всегда, но все же дают двух небитых… И Вожаков вздохнул с облегчением. Вся тайная суть этого иносказания сводилась только к тому, что он получил возможность отыграться…
Изящная, с точеными ногами и высокой грудью стюардесса, очаровательно улыбаясь, попросила застегнуть посадочные ремни и не курить. Авиалайнер «Дели — Пхукет» шел на посадку.
Баронин с интересом прильнул к иллюминатору и сразу же увидел голубое, сверкавшее на солнце расплавленным серебром море, изумрудную зелень джунглей и тянувшийся вдоль всего побережья белый песчаный берег. После утомительных московских пейзажей открывшаяся ему с высоты трех птичьих полетов идиллия производила впечатление. Хотя летел он в этот рай далеко не по собственному желанию…
В обозначенный Зарубиным день он прилетел в Москву за три часа до Рокотова и «друга юности» и с чиновником в тот день уже не работал. Его и встречавшего его седовласого вальяжного мужчину лет шестидесяти, в кожаном пальто на легком белом меху сразу же повели люди Зарубина. И идти за ними дальше Баронин не рискнул. Да и зачем? Пусть чуть позже, но он обязательно все узнает от «друга юности». А вот дальше случилось непредвиденное, и он был вынужден срочно поменять затянутую серыми тучами родную столицу на солнечный тайский берег. Перед самым отлетом в родные пенаты Рокотов встречался с неким господином Кальниковым и имел с ним непродолжительную, но весьма содержательную беседу. И речь шла о доставке из уже известной Баронину от Кутакова Голубой Пади первой партии «товара». Рокотов очень хотел видеть в роли курьера самого Кальникова, на что тот в конце концов и согласился. Но у посольства Германии, куда совершенно неожиданно после встречи с чиновником отправился Кальников, он попал в поле зрения двух неприметных граждан в штатском, от которых едва унес ноги. А на следующий день, выходя из снимаемой им квартиры, он нарвался на двух «сапогов» с автоматами, которые, окинув его долгим внимательным взглядом и о чем-то посовещавшись, медленно направились к нему. Хотя ему и на этот раз удалось уйти, больше испытывать судьбу, и без того никогда не отличающуюся особым терпением, он не решился. И вот тогда-то он вспомнил о спасительном Бангкоке. В тот же день купил шоп-тур и через Дели вылетел в Таиланд…