Правда, и сам Вожаков особой эйфории после так бездарно закончившейся для него операции не испытывал. И совсем не удивился, когда его вскоре снова достали сподвижники покойного Алексея Алексеевича. Слегка покорили за своеволие, но рассказать ему о своем лихом налете на виллу Зарубина пришлось все, а потом с полчасика покорпеть над портретами его таинственных гостей покойного хозяина дома. И воссоздал он эти глубоко запечатленные у него в памяти образы на славу. Правда, на прощанье его все-таки предупредили больше подобных эскапад не предпринимать. И он обещал… Впрочем, Вожаков не обманывался на свой счет и прекрасно понимал, что его оберегали отнюдь не из-за человеколюбия. Совсем нет! Покамест он был нужен хозяевам «Алексея Алексеевича» как «свой человек» в доме Алтунина. И ни для чего больше…
Сам же Бордовский, ничуть не удивившись гибели ближайшего помощника, в тот же самый день позволил себе недопустимую роскошь. Рассматривая привезенные ему портреты побывавших у Зарубина людей, он впервые за многие годы по-настоящему удивился и чуть было даже не воскликнул «Ба, опять знакомые лица!». А уже на следующий день Борис Юльевич Юргин снова имел продолжительную беседу с приходившим к нему не так давно человеком. И, по достоинству оценив предложенную ему остроумную комбинацию, дал согласие на ее проведение…
А вот Вениамин Катков в этот день пил водку в комнате для свиданий со специально прибывшим к нему на зону Владимиром Завражным, человеком, уже при жизни ставшим воровской легендой. И им тоже было о чем поговорить…
Сами же возмутители спокойствия, вернувшиеся транзитом через Дальнегорск в родные пенаты, сидели в эти часы в салоне черной «Волги» на Приморской улице, где уже очень скоро должен был разыграться один из последних актов этой слегка подзатянувшейся драмы. И домой, надо заметить, они прибыли не с пустыми руками. Признания признаниями, но увезенные с квартиры Зарубина две видео- и три аудиокассеты с поистине бесценными записями стоили куда дороже. И сейчас они поджидали того самого человека, который в свое время так неожиданно исчез в германском посольстве. Они сидели в машине уже около двух часов, и наконец Красавин не выдержал, недовольно бросив взгляд на часы.
— Что-то он долго едет!
— А ты чего хотел? — пожал плечами Баронин. — По такой дороге не очень-то разгонишься… Здесь тебе не Таиланд! — улыбнулся он.
Да, здесь был далеко не Таиланд, и даже не Москва с ее сопливой зимой. На Дальнем Востоке стоял такой лютый холод, что деревья разве только не лопались от мороза. Дороги же представляли собой самые настоящие катки, по которым можно было плестись со скоростью не больше сорока километров в час.
Баронин взял из лежавшей на сиденье пачки сигарету и прикурил. Задумчиво пуская синий дым, он смотрел в окно. Мимо куда-то спешили редкие прохожие, и у всех были опущены на шапках уши. Зима здесь, в Дальнегорске, что-то уж очень долго раскачивалась, словно примерялась, но примерившись, ударила так, что на улицах только звон от мороза стоял. В этом городе довелось им встретиться с крайне важным для них человеком.
Валерий Георгиевич Виригин, тот самый таинственный господин N, как его окрестил во время своего первого пребывания в этом городе Баронин, оказался весьма симпатичным, уже немолодым человеком, с мягкими, даже какими-то слащавыми манерами и липким взглядом карих глаз. Принял он их с Красавиным куда как радушно. Глядя на его улыбающееся лицо, в котором даже Ломброзо вряд ли бы нашел хоть что-нибудь для себя интересное, трудно было себе представить, что этот человек не только возглавляет охранно-сыскное агентство, но является еще и главарем корпорации убийств. Поэтому беседовал он с посетителями с глазу на глаз у себя в кабинете. Ибо слишком многое из того, о чем говорилось в этих стенах, увешанных красивыми гобеленами, не было предназначено для чужих ушей. Помешивая ложечкой кофе, он с интересом посматривал на своих новых, как он полагал, клиентов.
— А как у вас со стенами, Валерий Георгиевич, — спросил Красавин, — все в порядке?
— Что вы имеете в виду? — удивился тот, оглядывая все четыре стены.
— Я имею в виду уши, — улыбнулся Игорь.
— Ах, вот вы о чем! — рассмеялся Виригин. — Можете быть совершенно спокойны и смело излагать свое дело! Видите, — гаденько захихикал он, — я даже стихами заговорил! «Смело» — «дело»!