— И что ты предлагаешь? — наконец нарушил он молчание, понимая, что Клест затеял этот разговор не просто так.
— Я хочу баллотироваться в мэры! — ответил Барский.
Локотов даже не удивился, он всегда знал, что Барский никогда не остановится на достигнутом. Неожиданно, конечно, но… не так уж и невыполнимо! Ведь даже в Думе есть люди с судимостями! Что же говорить о провинции?
— Но там, — он кивнул на потолок, — прочат на это место Рокотова…
— Все мы, все мы в этом мире тленны, — неожиданно пропел Клест строчку из песни Есенина. И жестко закончил: — Рокотов в том числе… Мы найдем способ избавиться от него, и так, что комар носа не подточит! Но мне нужна поддержка центровых… Скажи откровенно, Сева, ты со мной?
Локотов ответил не сразу. Ему-то, по сути дела уже пожилому человеку, давно ничего уже не надо. Даже если в Думу изберут. Находиться среди людей, занятых только собственными, шкурными интересами, в то время когда разваливалась Россия, ему было скучно. Но… помочь Клесту, конечно, можно…
— Хорошо, Андрей, — наконец нарушил он молчание. — Я буду с тобой! Хотя гарантировать ничего не могу! Сам знаешь наши дела…
Да, Клест знал. После того как Куманьков получил пятнадцать лет, построенное им и до сего дня казавшееся незыблемым здание сразу же зашаталось. Между центровыми начались трения, и даже те, кто до недавнего времени не осмеливался и подать голос, требовали переделов. Одним словом, в воздухе пахло войной… Там, в Москве, было сейчас не до него. И с Локотовым он, уже начинавший чувствовать себя полновластным хозяином на Дальнем Востоке, советовался больше для приличия…
— Спасибо, Сева! — протянул руку Барский, но в его голосе уже не было искренней признательности. — Беспредел с пароходством им дорого обойдется!
Локотов едва заметно улыбнулся. Старый вор не мог не заметить произошедшей в его «племяннике» разительной перемены. Уже почти усевшись на трон, он как-то сразу повзрослел, от былой легкомысленности не осталось и следа. А может, он и всегда был таким? Просто скрывал до поры до времени?
Он еще раз внимательно всмотрелся в сидящего напротив него человека. А чем черт не шутит, может, он и на самом деле сидит сейчас с будущим мэром Николо-Архангельска? А потом и депутатом Государственной думы? В самой непредсказуемой стране мира было возможно всякое. Возглавлял же в начале века группу медвежатников, взявших сейф у самого князя Строганова, член Второй Государственной думы. Так чем же Седьмая хуже…
Очень скоро прибыли все, кто совсем недавно собирался на вилле Красавина. На этот раз высокое собрание открыл сам Локотов. Обрисовав обстановку в связи с последними событиями и выразив соболезнование Клесту, чьи люди тоже полегли у Старой дачи, он предложил авторитетам снова выбрать «крестного папу» региона, поскольку Блат не был в состоянии выполнять возложенные на него обязанности…
— Конечно, — закончил он речь, — выбирать вам, но я думаю, что Клест сейчас самая подходящая кандидатура…
Локотов умолк и с достоинством, как какой-нибудь режиссер, представляющий свой фильм в Каннах, уселся на место.
Как таковых прений не было. Хотя по закону какие-то вопросы Клесту его будущие вассалы должны были задавать.
Да и что обсуждать? Никто из них и не испытывал ни малейшего желания заполучить «шапку Мономаха». Им и своих забот хватало. Как, впрочем, и власти. В отличие от гражданских министров, со «смотрящих» спрашивали. И, если что не так, могли и пришить! Радовался избранию Клеста по большому счету только один Мох. Всегда тяготевший к беспределу, он очень надеялся на то, что Клест нет-нет да посмотрит на его подвиги сквозь пальцы…
Но когда Локотов уже собирался было поставить вопрос на голосование, случилось то, что не могло никому из присутствующих присниться даже в страшном сне. В комнату, к величайшему изумлению авторитетов, вошли Блат, неизвестный им рослый мужик и… Владимир Завражный, по кличке Разгон, живая легенда воровского мира России! Завидев Завражного, авторитеты, радостно зашумев, поднялись со своих мест и поспешили выразить ему свое почтение. Все — кроме Барского. Завидев Блата с Разгоном да еще вдобавок ко всему с другом Ларса Барониным, он сразу же почувствовал неладное. Но этикет должен был быть соблюден в любом случае, и он с наигранной улыбкой на лице потянулся было рукой к Завражному, избегая встречаться взглядом с внимательно наблюдавшим за ним Красавиным. Но, к удивлению авторитетов, знаменитый вор и не подумал пожимать ее. Скользнув холодным взглядом по Клесту, у которого почему-то сразу засосало под ложечкой, он негромко проговорил: