Выбрать главу

- Ну хорошо... Смотрите, раз положено, - сдался Барташевский.

Вместо таможенника к сумке подошел жвачный полицейский. Он легко сорвал ее с горы чемоданов, прожужжал замком-молнией и ловким движением, словно фокусник, выхватил из нутра пакетик с белым порошком. На глаз он весил не больше пятидесяти граммов.

"Босс совсем шизанулся, - вяло подумал Жора Прокудин. - Зачем

он повез в Штаты зубной порошок?"

Полицейские обменялись торжествующими взглядами. Худенький таможенник стоял с безразличным лицом. К нему от соседней стойки подошла девица в такой же форме со смешными погончиками на плечах. Слов произнесено не было. И от этого у Жора Прокудина похолодело внутри. Он понял, что это за порошок.

- Йе-эс! - громче обычного сказал толстяк.

- Йе-е-а! - по-спортивному громко ответил ему жвачный коллега.

Это было единственное слово, которое услышал от него Жора Прокудин. Вполне возможно, что он не услышал бы и второго, останься рядом с негром еще на сутки. У жвачного полицейского был чуть кривоватый нос, и он напоминал Топора именно этим носом. Хотя, возможно, не только носом, но и губищами. Но не настоящего Топора, а с фоторобота приморской милиции.

Щелкнув перочинным ножичком, толстяк на глазах у всех осторожно воткнул лезвие в пакетик, вынул его оттуда, понюхал острие ножа и, все так же рыкая, произнес любимую фразу полицейских всего мира:

- Вы арестованы, мистер Барташевский!

- В чем дело? - ошалелыми глазами смотрел на кончик ножа бывший коммерческий директор. - Это не мое! У меня не было в сумке этого пакетика!

- Вам предъявлено обвинение в перевозке наркотиков в Соединенные Штаты Америки. Вы можете не отвечать на наши вопросы. Это ваше право. Кроме того, вы имеете право нанять адвоката. Если вы стеснены в средствах, полиция предоставит вам бесплатного адвоката...

- Какие наркотики?.. Какой адвокат?.. Что происходит?.. Это съемки скрытой камерой?

Барташевский таял на глазах. От его величия осталась лишь

прическа. Но кожа под нею, судя по всему, так взмокла, что и

причесочка вполне могла сползти с нее на пол. Жора Прокудин был

единственным из присутствующих, кто знал тайну Барташевского. Его

красивая прическа была не более чем париком. Великолепным,

добротно сделанным париком.

- Я требую объективного расследования! Я требую консула Российской Федерации! - и вдруг замер.

Жанетка сделала шаг от него и прижалась к Жоре Прокудину. Без шиньона ее волосики выглядели куце и беспомощно. Если в самолете Барташевский воспринимал ее с иронией, даже с презрением, то теперь он ей позавидовал. У полицейских почему-то не было ни малейшего желания копаться в вещах его спутников.

- Дегтярь! - уже по-русски выкрикнул он и под щелчки наручников на запястьях заорал Жоре Прокудину, заорал несмотря на то, что стоял всего в трех шагах от него: - Это - Дегтярь! Это козел без пальца! Он подставил меня!.. Он!.. Он!.. Он!.. Жаирзиньо, сделай все, чтобы вырвать меня из полиции! Спаси меня! Ты слышишь! Спа-аси!

- А как? - развел тот руками.

- Это - Америка! У них можно оставить залог за задержанного! Тогда меня выпустят! Оставь!

- У меня сущие копейки, - вроде бы случайно коснулся он кармана брюк.

В них объемно и приятно ощущался кошелек с семью тысячами долларов.

- Получи по моей кредитке! Там - все наработанные по Рыкову деньги! Там - и мои деньги!

- Следуйте за нами! - дернул за наручники толстый полицейский.

Ему уже порядком надоел белый здоровяк, кричащий на непонятном, совсем не рыкающем языке.

- Мистеры полисмены! - взмолился Барташевский. - Разрешите мне передать господину его пластиковую карту! Она оказалась у меня совершенно случайно!

Жвачный посмотрел на толстяка. Тот лениво кивнул, и Барташевский не стал ждать слов. Он потянул руку негра своими двумя руками к боковому карману пиджака, достал оттуда бумажник, а Жоре Прокудину показалось, что его достали оттуда пухлые ручки негра.

- Возьми вот здесь, в отсеке для кредиток! - протянул Барташевский к Жорику развернутый бумажник. - Вот эта, пестренькая!

Других кредиток в портмоне не было.

Двумя пальчиками, как горящую бумажку, Жора Прокудин вытянул из щели пластиковую карточку и опять вздрогнул от истеричного крика Барташевского:

- Запиши код! Без его набора банкомат не выдаст наличные!

Жвачный полицейский, уставший от крикливого русского и от неизвестного ему языка, больно дернул пленника за наручники, и Барташевский взвился:

- Ой, ма-амоньки! Бо-ольно!.. Жорик, я тебя умоляю! Запомни код! Запомни!

Он выпалил его под толчки в спину и, закончив, тут же начал повторять сначала. Полицейские волокли его за руки, и Барташевский не мог даже обернуться. Его медальный профиль в глазах Жоры Прокудина все сужался и сужался. Барташевский будто бы исчезал из его жизни. Исчезал навсегда. И когда окончательно исчез за дверью, Жора, не сдержавшись, произнес:

- Пора линять.

- Жора, что произошло? - прошептала на ушко Жанетка. - Неужели он вез наркотики?

- Он назвал фамилию. Какую он назвал фамилию? Пушкарь? Скобкарь?

- Кажется, Дегтярь... Да - Дегтярь...

- Ты такого знаешь?

- Нет. Первый раз слышу.

- Без пальца, - повторил Жора Прокудин и осмотрел свою целую пятерню. - Он уже как-то говорил по телефону про сыщика без пальца. Он шел по нашему следу. Значит...

- Бежим отсюда, милый, - взмолилась она. - Бежим...

Жора знал совсем немного английских слов. Не больше тридцати-сорока. Половину из них он сказал таможеннику. Скорее всего, получилась абракадабра, но негр-таможенник улыбнулся, посмотрел на подошедшую к нему девицу-таможенника и шлепнул какой-то важный штамп на его бумаги. Путь к свободе был открыт. Америка впустила их на свои необъятные просторы.

- Бежим, - вцепилась в руку Жанетка.

- Мы пойдем. Сейчас, - успокоил он ее.

Таможенник отрыжкой произнес что-то, и Жорик в ответ по-дурацки, по-барташевски улыбнулся всеми своими зубами. Они у него были неважнецкими. С детства.

- Что он сказал? - дохнула испугом на ушко Жанетка.

- Он восхищен твоей красотой. Говорит, что в Америке нет ни одной актрисы, даже в Голливуде, с таким личиком. У них бабы, говорит, сплошные крокодилы.

- Серьезно? Он же всего два слова брякнул...

- Иногда для выражения восхищения хватает и одного.

Забросив на плечо свою единственную поклажу - черную кожаную сумку, купелнную еще в Приморске, сумку, пахнущую почему-то общагой военного университета, то есть пахнущую украинским борщом и жареной картошкой, Жора Прокудин понес отечественные запахи сквозь ледяной импортный воздух аэропорта, нагнетаемый мощными кондиционерами и у него возникло чувство, что он попал на другую планету.

Первый же банкомат они нашли в здании аэропорта. В Москве Жора пользовался им не больше трех раз и уже ничего толком не помнил. Кнопок на нем было больше, чем на аккордеоне.

- Тяжелый случай, - вздохнул он над молчаливым электронным чудовищем.

- Извините, вы не с Додиком вместе летели? - навис над ним худющий джинсовый парень с влажными глазами.

- Не-ет, - совсем не чувствуя расположения к незнакомцу, ответил Жора Прокудин.

- Но вы только что прилетели из Москвы? - не унимался худющий.

Его нижняя губа висела почти до края подбородка. На секунду было впечатление, что в эту губу вшит кусок свинца. Еще в детстве. Просто парень не знает об этом и до сих пор мучается.

- Да, из Москвы, - ответила Жанетка. - А что?

- А вы не заметили в салоне такого курчавенького человечка? Невысокенького?

- Нет, - одновременно ответили они оба.

Впервые в жизни Жора говорил одновремнно с кем-то правду. И этим человеком оказалась Жанетка.

- Ну что? - из гулкой глубины аэропорта приблизился к ним среднего роста мужичок.