- Ага! Так они тебе их даром и отдадут! Здесь банки - пушнина. Не меньше. Видел их погреба? В каждом дворе! А в каждом погребе - банки, банки, банки. С помидорами, огурцами, салом, тушенкой, повидлом, морсом...
- Даже летом?
- Дурак! В провинции у всех все стоит с расчетом на пять лет войны. Поэтому нас ни один враг одолеть не может!
- А если бидоны на молокозаводе взять? Алюминиевые такие, знаешь?
- Топор, не лезь в дела фирмы со своим умишком! Завтра будешь брать у граждан банки, уносить их в туалет и там выливать. Прямо в дучку. А банки возвращать. Понял?
- И это... Жанетка опять в Москву порывается. Говорит, ей четырех дней в этом дерьме достаточно!
- Потерпит. Деньги только-только пошли. Ты смотри, чтоб свидетельство о регистрации со стенки не украли. Я за него на местном базаре сто баксов заплатил.
- Значит, у тебя деньги были, - тихо-тихо, только самому себе ответил Топор.
- Что ты имеешь в виду?
- Ну... Жанетка...
- Пусть воду не мутит. Она мне сейчас нужна как цемент гру....
Если она свалит, я один останусь. А один я Гвидонова не поймаю
Понял?
- Это однозначно. Один - это мало...
- Только б он здесь был! А если в Москву ломанул?
Он боится Москвы. Ты ж сам говорил, он в розыске...
- Тетку я одну нащупал, - нехотя выдал тайну Жора Прокудин. - Она в соседнем доме на той улице, что снесли, жила. Сегодня она от дочки приезжает. Если она что-то про мамашу Гвидонова знает да если я ее на откровенность выведу...
- Бабы - это тяжелый случай...
- Ничего. Разжалобим. Наш народ добрый...
- То-олик, неси порошок! - позвала из своей комнаты Жанетка. - Четыре нормы!
- Иду!
На ходу подхватив со стола четыре пакетика из плотного строя уже нафасованных, он исчез за дверью, а Жора Прокудин обессиленно сел на плотный, будто не мелом, а спекшимся цементом набитый мешок.
Четвертый день народ нес свои кровные червонцы. Сначала посетителей можно было пересчитать по пальцам, но он дал на второй день рекламу в городской газете, дал по местному телевидению, нанял пацанов для расклейки объявлений. Он вложил все, что имел. Этих денег вполне могло хватить всей команде, включая приблудного поэта Бенедиктинова, на билеты до Москвы. Даже на самолете. Но это походило бы на бегство, на отступление. А Жора Прокудин еще не привык проигрывать. Он с легкостью сорил деньгами, начиная аферу с пирамидой, потому что избавляясь от них он избавлялся и от поражения. Он отрезал себе путь к бегству. А когда вечером вчерашнего дня у завуча школы, где училась мать Гвидонова, он узнал адрес ее бывшей одноклассницы, то ощутил странное зудение в носу.
Хищник, живущий внутри каждого, но живущий по большей мере сонно, заторможенно, ожил в Прокудине. Сжав кулаки, Жора почувствовал боль от ногтей. Он не верил, что Гвидонов мог убежать из Приморска в другой город, кроме Горняцка. Человек слишком инертное существо. Большую часть того, что он делает, он делает по инерции. А тихий город Горняцк был слишком хорошей, слишком добротной схроней для Гвидонова. Судьба Соловьевой, хозяйки скандальной фирмы-пирамиды "Властилина", пойманной в окрестностях Москвы, не могла пройти для него незамеченной. Гвидонов не из тех ребят, что учатся только на своих ошибках.
- Сразу двадцать пакетиков берут! - перепугал призадумавшегося Жору возвратившийся Топор. - Крутой народ попер!
- Кто берет? - не разделил его радости Прокудин.
- Вот тот, напротив поэта! Стриженный!
Через щель в двери Жора изучил парня с обритой налысо ядреной головой. Маленькие дамские ушки и еще более мелкие глазки делали голову непомерно большой. Ни одна фабрика в мире не шила кепок на такие купола.
Челюсть парня работала с завидной энергичностью. Перемалывая жвачку, он во все глаза пятился на Жанетку. Такими взглядами мужики раздевают женщин.
- Проверь его деньги на просвет, - приказал Жора. - Только так, чтоб он сам этого не видел.
- А богатые здесь шахтеры! - восхитился Топор. Еле удерживая у груди сразу двадцать белых пакетов.
- У шахтеров таких рож не бывает, - пояснил Жора Прокудин. - Не-ет, надо точно мента сажать. И поскорее...
_
Глава сорок пятая
ХОРОШИЕ И ПЛОХИЕ НОВОСТИ
Рыков не стал менять кабинет. Только перенес стол к противоположной стене. Отсюда не были видны черные подпалины на асфальте.
Свежие стекла на окнах смотрелись прозрачнее воздуха. Хотелось подойти к ним и проверить пальцем, не испарились ли они. Рыков, скорее всего, встал бы и коснулся пальцем. Но вошел Барташевский с ярким пакетиком на ладони.
Хищный хруст наполнил кабинет. Барташевский со скоростью белки метал в рот чипсы и разгрызал их с яростью самой голодной белки в мире.
- Я только что позвонил в Красноярск, - чавкая, почти прокричал он. Плохие новости.
- Что-что?
- Найден труп сына генерального директора фирмы...
- Кузьмина? - вжался в кресло Рыков.
- Кузнецова... Он утонул...
- Или утопили...
- Я тоже так подумал, - обрадованно сообщил Барташевский.
Одним резким движением он скомкал цветной пакетик, по-баскетбольному швырнул его в пластиковую урну, но пакетик, недовольно выпрямившись, не долетел и упал прямо на пол. На желтом паркете он смотрелся вызывающе.
- Кто же его убрал? - не мог оторвать взгляд от жующих губ Барташевского Рыков. - Неужели сам папаша?
- Вряд ли. Я думаю, утопили те, кто работал с Кузнецовым-младшим в связке. Какие-нибудь красноярские бандюги. Папаша мог и не знать о делишках сына. Кстати, найден и убийца...
- Да ты что?!
Рыков вскинул опавшие было глазенки на Барташевского. С тех пор, как они стали друзьями по несчастью, он стал ощущать что-то отеческое к подчиненному. Как будто в его жизни начался мексиканский телесериал, и он впервые узнал, что у него где-то должен существовать сын такого же возраста как Барташевский. Не хватало лишь немного. Рыков не мог родить сына в девять лет.
- Хорошая милиция в Красноярске! - похвалил он сибирских стражей порядка.
- Хорошая, да не очень! - укоротил его Барташевский. - При
захвате убийца был ликвидирован. Все нити оборвались...
- Ну надо же! - хряснул по столу кулачищем Рыков.
Дерево застонало. Казалось, что если оно еще чуть-чуть поднатужится, то сумеет заговорить человеческим голосом и тогда уж точно выскажет все, что думает о Рыкове и его кулачищах.
- Но есть и хорошие новости, - примостился на стульчик Барташевский. Пошли первые деньги.
- Много?
- Сто семнадцать тыщ за полдня.
- Значит, ты все-таки дал рекламу? - покраснел Рыков.
- А какие вопросы? Мы же решили! Продаем метры по второму разу и самоликвидируемся! Отсидим пару месяцев в тени и соорудим новую фирму!
- А уголовка!
- Платоныч, ты меня удивляешь! Я же тебе сто раз объяснял, пока дома нет, мы за продажу его метража никакой юридической ответственности не несем. Вот если бы мы продавали квартиры в уже построенном доме или, тем паче, работали с уже используемым жилым фондом, вот тогда нас бы загребли под белые ручки...
- Сколько ты говоришь?
- Чего сколько?
- Ну, денег...
- Сто семнадцать тыщ за полдня, - гордо сообщил Барташевский. - Но были еще звонки. Люди должны подъехать... Не могут не подъехать. Я в рекламе дал цены на десять процентов ниже средних по микрорайону...
Веселое пиликание сотовика оборвало разговор. Впрочем, Рыкову телефонный сигнал почудился ревом аварийной сирены. Он взглянул на улицу. Его машина там больше не стояла, а значит, и взрывать было вроде нечего.
- Это они, - набычившись, прохрипел он.
- Покупатели? - не понял Барташевский.
- Нет... Банкиры... Точнее, их "быки"... Я - на счетчике. Ты что, забыл?
- Ты думаешь?
- Я чувствую, это - они!
- Кинь им в пасть эти сто семнадцать тыщ. Тем более - наличман, а не безнал. Скажи, что остальные получат через неделю.