- А-а! - с ревом вскинулся Топор.
Под бешеный, уже перешедший в хрип лай Ральфа, он перепрыгнул порог, схватил табуретку и швырнул ею в здоровяка, перезаряжающего карабин. Углом сидения табуретка угодила в голову парню, и он, пытаясь удержать равновесие, выронил карабин и по-кошачьи стал хвататься за воздух. Теперь зверьком кинулся на падающегог и с запаху ткнул ему ноги в грудь. Парень захрипел и все-таки уцепился пальцами левой руки за палочку. С нее с жестяным грохотом посыпались кружки, ложки, вилки.
- Ха-а! - Кулаком нанес удар Топор снизу, под челюсть, и с удивлением обнаружил у себя на шее чьи-то холодные слабенькие пальчики.
Почему-то подумалось, что это - смерть, и он, двумя локтями махнув себе за спину, ожидал наткнуться на что-то костистое и твердое, а на самом деле локти вмялись будто бы в пух. И пальчики сползли с шеи.
Обернувшись, он увидел скорчившегося седого старикашку. А увидев, тут же забыл. Самым страшным был все-таки не он.
- Потанцуем! - по привычке, привитой в зоне, выкрикнул Топор вызов здоровяку и замер статуей со сжатыми у груди кулаками.
Прислонившийся спиной к стене дома парень смотрел на него остывающими глазами. Из-под ножа черно стекала кровь, и в этом единстве глаз и крови было что-то зловещее.
- Бе... Бе... Беник того... наповал, - шатаясь, вошел в дом Жора Прокудин.
- Ты где был, падла! - обернувшись, брызнул кровавой слюной Топор.
Из разбитых непонятно обо что губ стекала по шее струйка, а лицо было таким страшным, что даже осатанелый лай собаки выглядел писком мыши.
- В кустах сидел, да?! В кустах?!
- Я... я споткнулся, - еле слышно ответил сухими губами Жора Прокудин. - А ты сам тоже... того... Зачем на деда? Дед был это... мой...
Он со страхом посмотрел на рукоятку ножа в груди парня, на его бледнеющее лицо, потом на драный галош, валяющийся у ноги старикашки, и, чуть не плача, спросил:
- То... Толян... чего ж теперь делать, а? Это же мо... мокруха...
- Да заткни ей глотку! - взревел Топор, схватил с полки кухонный хозяйский нож и вылетел во двор.
Качающимся взглядом Жора Прокудин проводил его спину, шагнул правее и его глаза теперь уже остекленели. Топор подбежал к псу, в порыве вставшего на задние лапы, и странно затанцевал перед ним. Ральф хрипел и пытался порвать цепь, но даже его мускулистое тело не могло совладать с металлом.
- Х-хэк! - выкрикнул Топор и махнул рукой справа налево.
Таким движением дирижер заставляет умолкнуть оркестр.
Цепь звякнула, и хрипение пса перешло в странное бульканье. Ральф будто бы прополаскивал горло.
А стоящий спиной к Жоре Топор взмахнул руками теперь уже вверх и с прежним хыканьем опустил ее. Так закрывают капот машины, которую уже невозможно отремонтировать.
Спотыкаясь и держась рукой за стены, Прокудин выбрался из дома, с минуту постоял на качающейся земле и только потом добрел до детской качельки. Прямо под нею лежал на боку поэт Бенедиктинов, и у него было такое лицо, будто он теперь наперед знал, что произойдет с Жорой и Топором, но еще не решил, стоит ли им об этом рассказывать.
Прокудина мутило. Согнувшись, он по-рыбьи хватал ртом сухой теплый воздух, глоток за глотком вбивал в горло кадык и никак не мог вбить его на прежнее место.
- Чего стал! - одернул его Топор. - Пошли мешки искать!
- Ка... как... кие мешки?
Сначала Жора увидел пса, лежащего на боку с перерезанной глоткой. Он еще дергался, и нож в его спине раскачивался, словно Ральф пытался вытолкнуть его из себя. Потом Жора увидел Топора. Точнее, его спину. Она удалялась в сторону левого сарая, но удалялась как-то странно, вроде бы совсем не уменьшаясь в размерах.
- Ме... ме... ах да!.. Мешки, - вспомнил Прокудин, оторвал руки от шершавой трубы качельки, и муть снова вернулась в голову.
Обжав виски ладонями, он со стоном пересек двор, перешагнул порожек сарая и чуть не умер со страху от радостного вскрика Топора:
- Вот они, ро-одные! За поленицей!
Голову будто сменили. За секунду. Или того быстрее. Прежнюю, замутненную и ничего не соображавшую, выкинули во двор, а взамен привинтили другую - чистую и прозрачную.
- Деньги?! - метнулся к поленице Жора Прокудин. - На месте?!
- Они! Они!
Топор стоя лежал на стене из черных полиэтиленовых мешков и плакал. Слезы, смешиваясь с кровью у губ, ложились на скользкую ткань мешков, но в нее не впитывались. Мертвое не впускало в себя живое.
- Ты посмотри, сколько их здесь! Ты посмотри! - рыдал Топор.
Жорик вырвал из-под куртки рацию и без дрожи в голосе запросил: "Жанет, ты как?"
- Жду, - грустно ответила она. - Чего вы так долго?
- Стрельбу не было слышно?
- Чего-то хлопнуло вдалеке... А это стрельба? Толик жив?
- Жив, - подумав, не стал он ничего говорить о Бенедиктинове. - Живее всех живых... Мешки - наши. Гони фургон. Я буду у ворот. Смотри по схеме не перепутай улицу!
Топор все так же стоя лежал на мешках, но теперь он еще и пытался их обнять.
- Толян, пошли, - позвал его Прокудин. - Мы такой шухер подняли! А что если соседи прибегут!
- Я их урою, - не отрывая рук, прохрипел Топор. - Из карабина. Они у меня кровью умоются!
- Ты деда что... тоже убил?
- Откуда я знаю! Чайником он об стол треснулся. Это я точно видел. На столе еще карты лежали... Жора первым переступил порог дома. Переступил и чуть не онемел. Седого старичка на полу не было. Сиротливо лежал галош. Лежал и молчал. Будто знал, куда сбежал дед, и издевался над грабителями.
- Все... Кранты, - опять ощутил Жора Прокудин, что у него сменили голову. - Он ментов вызовет... Он...
Топор выбежал во двор, посмотрел на смятую справа от крылечка траву и крикнул:
- Туда!
Жора еле нагнал его у забора с тыла у дома. Голову мутило, но в сто раз сильнее, чем у качелей. Казалось, что внутри нее плескалось что-то желто-зеленое и ядовитое.
- Вот он, с-сука! - первым заметил лежащего у забора деда Топор.
- Не... не уб-бивайте меня, - под всхлип попросил он. - Я не скажу про вас если что...
У деда, судя по всему, не хватило сил перелезть забор. Он дополз
до него и теперь лежал бревном и не мог даже пошевелиться.
- Ре-обра... У меня ре-обра сломаны, - на одной ноте пропел он.
- Не надо, - взялся Жорик за подпрыгивающее запястье на правой руке Топора. - Он не скажет...
- Знаем мы таких!
Гул автомобильного движка заставил их обоих повернуться в сторону двора.
- Жанетка! - первым произнес Жора Прокудин, и ему стало еще страшнее, чем до этого.
Наверное, потому что самое трудное и важное начиналось сейчас. А о том, что уже произошло, он как-то и забыл.
Глава пятьдесят шестая
И БУДЕТ ЧАС, КОГДА ЖИВЫЕ ПОЗАВИДУЮТ МЕРТВЫМ
Новенький фургон "Газель" свернул с проселочной грунтовки в ночной лес, поплясал минут десять на буграх и впадинах, вырулил на крохотный пятачок в березняке и остановился.
Жора Прокудин лег лбом на баранку и замер.
- Ты чего? - повернула к нему заплаканные больные глаза Жанетка.
- Не могу... Мотор болит, - не отрывая лба от тугих витков проволоки на руле, показал он на грудь.
Молчание Топора было самым лучшим дополнением к их диалогу. Он смотрел на сереющее небо и думал, что если у людей есть души, то душа Бенедектинова поднималась к этому мрачному серому небу рядом с душой убившего его охранника, и в этом их параллельном полете была какая-то несправедливость. А потом он представил, что и его душа точно так же вознесется на небо рядом с душой умершего в те же секунды монаха, кристальнейшего человека, и ему стало скучно от подобного равенства, царящего на небе в отличие от земли.
- Давайте похороним Бенедиктинова здесь, - сказал в пол Жора Прокудин. - Он как-то говорил, что любит березы...
- Когда он это говорил? - удивился Топор.